Я мельком посмотрела в окно – и замерла в изумлении от красивейшего вида. Со второго этажа открывался потрясающий вид. Внизу в шикарных золотых нарядах робко ютились стройные березки. Они гнулись от малейшего порыва ветра, потому что по сторонам от них росли небольшие кусты сирени. Немного в стороне стояла широкая скамейка, над которой возвышалась гордая и неприступная черемуха. Конечно, она уже давно отцвела, но все еще продолжала гордиться своей красотой .
Трава, которая все лето радовала пестрой зеленью, превратилась в роскошный золотистый ковер. Он укрыл все пространство между домами, что придавало всей местности какой-то праздничный и очень торжественный вид. За этой красотой безмолвно, как часовые, наблюдают грозные дома.
Вид из окна был настолько великолепным, что я невольно залюбовалась – и только через полчаса я стала заниматься своими обычными делами.
Взрослая жизнь началась для этого потерянного поколения несколько раньше, чем обычно: под влиянием всеобщего патриотического подъема эти мальчики добровольно ушли на фронт первой мировой войны. Те из них, кто остался жив, не смогли забыть своих фронтовых товарищей, но утратили интерес к послевоенной, реальной жизни. Скептицизм и бесконечная усталость — типичные черты героев Ремарка. Доктор Равик в своих поступках далеко ушел от настроений первой мировой войны. Он, немец, укрывал у себя разыскиваемую нацистами семью бежать этим людям, за что и попал в гестапо. Там он через пытки, пережил смерть любимой женщины Сибиллы. Потом бежал из страны и воевал в Испании на стороне республиканцев, пока они не потерпели поражения. Роман Ремарка застает сорокалетнего доктора в ночном Париже, когда он, бесконечно уставший от жизни и собственного двусмысленного бе положения странную нелепую женщину, готовую броситься с моста в Сену. Эта женщина — танцовщица и певица Жоан Маду, у которой только что умер муж. Р. старается избегать подобных встреч, он сторонится любви и любого проявления чувства. Ему даже нравится такой стиль жизни: одиночество и звонки среди ночи, когда вызывают на операцию. Анонимно Равик оперирует раненых и самоубийц. Иногда ему удается человека, но его имя остается для больного неизвестным, потому что Равик налегал и у него нет французского паспорта. Герой призрачен, как призрачен и весь предвоенный Париж с его туманными набережными, с его жалкими, мечущимися в своей безысходной усталости и беспросветной нищете маленькими людьми, вроде самоубийцы Гольдберга. Почти все они иммигранты, живущие Так живет и Равик. Своих друзей по первой мировой войне он помнит лучше, чем тех, с кем жизнь свела его позже. Даже гестаповца Хааке он убивает не от ослепляющей ненависти, а от какого-то тлеющего в нем сознания, что этого нациста, когда-то пытавшего его и Сибиллу, нужно стереть с лица земли. Поэтому и убивает он Хааке неумело, как дилетант, взявшийся не за свое дело. В романе нет ничего героического, потому что героическое подразумевает экстраординарный поступок, подвиг. Для Р. этот отрезок времени — всего лишь тягостный этап жизни, у которой нет ни конца, ни смысла. Даже любовь к странной, взбалмошной и несчастной Жоан Маду — только еще один грустный эпизод в его жизни. Любовь оказалась мучением для двух любящих, но не понимающих друг друга людей. И Р. опять вынужден стать врачом, теперь уже для Джоан, раненной своим случайным любовником, актером-неудачником. Р. понимает, что весь его талант, все его возможности бессильны перед смертью. Он не может ни свою любовь, ни жизнь этой женщины. Он ничего в этом мире не может: Жоан умирает у него на руках 1 сентября 1939 года, в день начала второй мировой войны. А Р. продолжает жить дальше в том же тумане одиночества, когда все цвета жизни теряют свою яркость. Продолжение судьбы Р. Ремарк показал в романе «Тени в раю» (1971), где Р. оказывается в американском лагере для перемещенных лиц и не видит никакой позитивной перемены в собственной сломленной и навсегда потускневшей жизни. Ремарк, как и его герой, больше в Германию не вернулся, он предпочел типичную для своих героев позицию гуманиста-одиночки.
Трава, которая все лето радовала пестрой зеленью, превратилась в роскошный золотистый ковер. Он укрыл все пространство между домами, что придавало всей местности какой-то праздничный и очень торжественный вид. За этой красотой безмолвно, как часовые, наблюдают грозные дома.
Вид из окна был настолько великолепным, что я невольно залюбовалась – и только через полчаса я стала заниматься своими обычными делами.