Из-за кромки леса не спеша выплывает багровый контур солнца. Явственно видишь, как вся округа приобретает какую-то невиданную румяно-розовую окраску. В ничем не нарушаемой тишине дышишь еле слышно, боясь нарушить цельность сказочного творения природы. Вы вдруг видите и понимаете, как важно беречь эту хрупкую красоту.
В течение всех зимних месяцев лишь изредка звучат здесь человеческие голоса. Кое-где на пушистом, не тронутым человеком снегу проложены туда-сюда ровные строчки птичьих следов. В светлом березняке, под густым ельником видишь тетеревиную ночевку. Всё сплошь искрится и сияет. Небольшой морозец расписал причудливыми кружевными узорами аккуратное озерцо.
Изредка поднимающийся ветерок пощипывает лицо. Медленно кружатся в воздухе крупные, как будто вырезанные искусной рукой снежинки. Так легко дышится, так беспричинно хорошо на душе, что невольно улыбаешься.
Из-за кромки леса не спеша выплывает багровый контур солнца. Явственно видишь, как вся округа приобретает какую-то невиданную румяно-розовую окраску. В ничем не нарушаемой тишине дышишь еле слышно, боясь нарушить цельность сказочного творения природы. Вы вдруг видите и понимаете, как важно беречь эту хрупкую красоту.
В течение всех зимних месяцев лишь изредка звучат здесь человеческие голоса. Кое-где на пушистом, не тронутым человеком снегу проложены туда-сюда ровные строчки птичьих следов. В светлом березняке, под густым ельником видишь тетеревиную ночевку. Всё сплошь искрится и сияет. Небольшой морозец расписал причудливыми кружевными узорами аккуратное озерцо.
Изредка поднимающийся ветерок пощипывает лицо. Медленно кружатся в воздухе крупные, как будто вырезанные искусной рукой снежинки. Так легко дышится, так беспричинно хорошо на душе, что невольно улыбаешься.