Помню: с дерева в бору Я упал однажды летом. Было больно, но к утру Я забыл уже об этом. Помню: руку в мастерской Я пилой поранил в школе. Но, склонившись над доской, Через час забыл о боли. Помню: с братом как-то раз Лбами мы в игре столкнулись. Искры брызнули из глаз. Боль Мы улыбнулись. Но обидным словом друг Рану мне нанес когда-то. Стало очень больно вдруг! Больно и сейчас, ребята. Алим Кешоков.
В подвале среди барахла и картонок, У серенькой кошки родился котёнок. Бес тычась в пушистую шкурку, Беспечно сосал он счастливую Мурку, И кошка, к сыночку прижавшись бочком, Ласкала шершавым своим языком. Негромкую песню ему напевала И всё целовала его, целовала … А где-то смеялись и плакали люди, А где-то из страшных палили орудий, Политики земли делили на части, И кто-то мечтал о богатстве и власти. И только в подвале, под старой доской Царили гармония и покой.
Выбирал мальчишка розу осторожно, Так, чтоб остальные не помять, Продавщица глянула тревожно: ему, не Тоненькими пальцами в чернилах, Натыкаясь на цветочные шипы, Выбрал ту, которая раскрыла По утру сегодня лепестки. Выгребая мелочь из карманов, На вопрос - кому он покупал? Засмущался как-то очень странно: «Маме…,- еле слышно -День рожденья, ей сегодня тридцать… Мы с ней очень близкие друзья. Только вот лежит она в больнице, Скоро будет братик у меня.» Убежал. А мы стояли с продавщицей, Мне - за сорок, ей – за пятьдесят. Женщинами стоило родиться, Чтобы вот таких растить ребят!
Помню: с дерева в бору
Я упал однажды летом.
Было больно, но к утру
Я забыл уже об этом.
Помню: руку в мастерской
Я пилой поранил в школе.
Но, склонившись над доской,
Через час забыл о боли.
Помню: с братом как-то раз
Лбами мы в игре столкнулись.
Искры брызнули из глаз.
Боль Мы улыбнулись.
Но обидным словом друг
Рану мне нанес когда-то.
Стало очень больно вдруг!
Больно и сейчас, ребята.
Алим Кешоков.
В подвале среди барахла и картонок,
У серенькой кошки родился котёнок.
Бес тычась в пушистую шкурку,
Беспечно сосал он счастливую Мурку,
И кошка, к сыночку прижавшись бочком,
Ласкала шершавым своим языком.
Негромкую песню ему напевала
И всё целовала его, целовала …
А где-то смеялись и плакали люди,
А где-то из страшных палили орудий,
Политики земли делили на части,
И кто-то мечтал о богатстве и власти.
И только в подвале, под старой доской
Царили гармония и покой.
Выбирал мальчишка розу осторожно,
Так, чтоб остальные не помять,
Продавщица глянула тревожно:
ему, не
Тоненькими пальцами в чернилах,
Натыкаясь на цветочные шипы,
Выбрал ту, которая раскрыла
По утру сегодня лепестки.
Выгребая мелочь из карманов,
На вопрос - кому он покупал?
Засмущался как-то очень странно:
«Маме…,- еле слышно
-День рожденья, ей сегодня тридцать…
Мы с ней очень близкие друзья.
Только вот лежит она в больнице,
Скоро будет братик у меня.»
Убежал. А мы стояли с продавщицей,
Мне - за сорок, ей – за пятьдесят.
Женщинами стоило родиться,
Чтобы вот таких растить ребят!