Среди многочисленных персонажей, населяющих страницы гоголевских "Мертвых душ", есть один, чей прообраз - живое лицо близкого пушкинского окружения.
Это не Собакевич, не Ноздрев, не Плюшкин, не Манилов, не Коробочка. Сам Гоголь выделил его из среды и поселил во втором томе "Мертвых душ". Это Хлобуев, к которому приехал Чичиков покупать имение перед тем, как попал в острог.
Яркими, сочными мазками рисует Гоголь портрет Хлобуева:
"- Пойдем, пойдем осматривать беспорядки и беспутство мое,- приглашает Хлобуев Чичикова, Костанжогло и Платонова, направляясь с ними мимо слепых лачуг своей деревни с крохотными, заткнутыми онучей окнами.- Конечно, вы хорошо сделали, что пообедали. Поверите ли, курицы нет в доме - до того дожил!.. Не можете вообразить, как трудно! Безденежье, бесхлебье, бессапожье. Ведь это для вас слова иностранного языка..."
В доме Хлобуева гостей поразило "как бы смешение нищеты с блестящими безделушками позднейшей роскоши. Какой-то Шекспир сидел на чернильнице; на столе лежала щегольская ручка слоновой кости для почесывания себе самому спины"...
Городская жизнь этого любопытного персонажа отличалась большими странностями: "...сегодня поп в ризах служил молебен, завтра давали репетицию французские актеры. В иной день ни крошки хлеба нельзя было отыскать; в другой - хлебосольный прием всех актеров и художников и великолепная подача всем..."
Хлобуеву всегда нужны были деньги, и не какие-нибудь скромные суммы, а сто или двести тысяч.
- Но что прикажете делать? Нет, да и нет такого благодетеля, который решился бы дать двести или хоть сто тысяч взаймы. Видно, уж бог не хочет,- говорил Хлобуев, выгрузив перед своими гостями целую кучу "прожектов", из которых один был нелепее другого.
Солнце русской поэзии, Александр Сергеевич Пушкин, в детстве был большой озорник. Вот что говорила о нем бабушка, М. А. Ганнибал: «Не знаю, что выйдет из моего старшего внука: мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком; то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что его ничем не уймешь; из одной крайности в другую бросается, нет у него средины. Бог знает, чем все это кончится, ежели он не переменится». О поэтическом даровании внука Марья Алексеевна тогда и не знала. Пятилетний Пушкин скрывал свое первое стихотворение, написанное, кстати, на французском языке. А все потому, что старшая сестра Ольга жестоко осмеяла его. В лицее стихи Александра тоже были приняты не сразу. Лавры в то время снискал некий Илличевский, который быстрее соперника подбирал рифмы. Но спустя год все переменилось: Пушкина больше ни с кем не сравнивали. В том, что он – гений, сомнений не было.
Нащокинский домик
Среди многочисленных персонажей, населяющих страницы гоголевских "Мертвых душ", есть один, чей прообраз - живое лицо близкого пушкинского окружения.
Это не Собакевич, не Ноздрев, не Плюшкин, не Манилов, не Коробочка. Сам Гоголь выделил его из среды и поселил во втором томе "Мертвых душ". Это Хлобуев, к которому приехал Чичиков покупать имение перед тем, как попал в острог.
Яркими, сочными мазками рисует Гоголь портрет Хлобуева:
"- Пойдем, пойдем осматривать беспорядки и беспутство мое,- приглашает Хлобуев Чичикова, Костанжогло и Платонова, направляясь с ними мимо слепых лачуг своей деревни с крохотными, заткнутыми онучей окнами.- Конечно, вы хорошо сделали, что пообедали. Поверите ли, курицы нет в доме - до того дожил!.. Не можете вообразить, как трудно! Безденежье, бесхлебье, бессапожье. Ведь это для вас слова иностранного языка..."
В доме Хлобуева гостей поразило "как бы смешение нищеты с блестящими безделушками позднейшей роскоши. Какой-то Шекспир сидел на чернильнице; на столе лежала щегольская ручка слоновой кости для почесывания себе самому спины"...
Городская жизнь этого любопытного персонажа отличалась большими странностями: "...сегодня поп в ризах служил молебен, завтра давали репетицию французские актеры. В иной день ни крошки хлеба нельзя было отыскать; в другой - хлебосольный прием всех актеров и художников и великолепная подача всем..."
Хлобуеву всегда нужны были деньги, и не какие-нибудь скромные суммы, а сто или двести тысяч.
- Но что прикажете делать? Нет, да и нет такого благодетеля, который решился бы дать двести или хоть сто тысяч взаймы. Видно, уж бог не хочет,- говорил Хлобуев, выгрузив перед своими гостями целую кучу "прожектов", из которых один был нелепее другого.