Татьяна – образ русской женщины в романе в стихах «Евгений Онегин» Александра Пушкина. История Татьяны, ее характер показываются в романе с разных сторон, в развитии. В начале произведения она еще почти ребенок, которая только-только становится взрослой. Татьяна молчалива, застенчива, любит погрустить у окна, не любит шумные игры и девичьи разговоры своей сестры и ее подруг. Поэтому в своей семье Татьяна представляется «чужой девочкой», она не умеет попросить родных о ласке. В то время, когда все вокруг любуются ее озорной сестрой Ольгой, Татьяна всегда одинока.Однако Татьяне знакомы тончайшие душевные порывы: они просто не раскрываются для других. Она - романтическая личность. Татьяна обожает читать книги, ярко переживает с их героями разнообразные чувства и приключения. Ее привлекает все таинственное, загадочное. Поэтому Татьяна любит слушать народные легенды, мистические истории, которые рассказывает старая няня;«Татьяна верила преданьямПростонародной старины,И снам, и карточным гаданьям,И предсказания луны».Когда Татьяна влюбляется, глубина ее романтической натуры раскрывается. Вчерашняя робкая девушка оказывается неожиданно смелой. Она первая признается Онегину в любви, пишет ему письмо. Ее любовь идет от самого сердца, это чистое, нежное, застенчивое чувство. Даже циник Онегин видит, какая мечтательная девушка стоит перед ним, он не решается играть с ней. Однако оценить глубину, страсть ее любви он тоже не умеет. Татьяна, влюбившись, становится очень чувствительна, она даже предвидит трагедию убийства Ленского и отъезд любимого.Образ Татьяны через несколько лет в Петербурге уже другой. Ушли наивность, детская вера в сказки. Татьяна теперь умеет держать себя в высшем свете, недоступно и по-царски величественно. И при этом она не отрекается от самой себя, ведет себя естественно. Татьяна считается королевой столицы, и Онегин вдруг влюбляется в нее. Но тут Татьяна обнаруживает собственное достоинство. Она остается верной своему мужу, хотя в глубине души еще живет ее девичья любовь к Онегину. Сила воли ей соблюсти честность, благородство по отношению к своей семье.Таким образом, Татьяна Ларина является эталоном чувствительной, женственной, мечтательной личности. Но одновременно образ Татьяны – это образ сильной, честной и порядочной женщины.
Ванька Жуков, девятилетний мальчик, лопоухий и большеглазый, испуганно оглянулся на крик Дылды и Колбасы.
— Не боись! — Как петух к воробышку подлетел долговязый Дылда к Ваньке и с ходу щелканул его по лбу. — Айда в библиотеку! Там…
— Там книжка про тебя! — выпалил Колбаса, краснощекий и толстогубый увалень, вынырнув из-под руки Дылды.
Ванька ничего не понял.
— Цыть, колбаса собачья! Поперед гуся утя не ходит! — Дылда рассерженно ткнул Колбасу пальцем в живот. Колбаса мячиком отскочил в сторону, обидчиво сказал:
— Попросишь еще у меня резинки жевательной или сигарет с фильтром… шиш получишь. — Шмыгнул широким утиным носом и покатился колобком прочь по коридору.
Дылда, широко расставив ноги, молча, не мигая, смотрел на Ваньку, словно видел его в первый раз, хотя в рыбьих неживых глазах — скучная бесцветная вода.
— В библиотеке… — Дылда нехотя выплевывал слова… будто шелуху семечек… — книжка «Ванька» называется… Ха-ха-ха! — неожиданно развеселился он. — В книжке-то тебя забыли постричь!
— Про меня? — Ванька вмиг забыл о своем страхе. — Про меня? — Не верил он. — Как это?
— Я, што ль, знаю! — Дылда и в самом деле не знал. Не знал, как быть теперь с этим мелюзгатым пацаном, о котором книжка написана.
— А. П. Чехов написал! — гордо подбоченился Дылда, словно сам и сочинил эту книжку. — Я смотрю — «Ванька»… и — нарисован — ты. Спрашиваю у Тать Сановны: это про какого Ваньку? Она говорит спокойно: про Жукова. — Дылда потрогал свои большие уши. — У меня аж хлопалы завернулись! Ну я и дернул с Колбасой тебя искать. Айда…
— Дронов! — В коридоре у входной двери стоял физорг, по прозвищу «Фашист». — Дронов! — Металлический голос брезглив. — Дронов! Ты у меня на этой неделе еще лещей по шее не получал?
— Не получал… — виновато ссутулился Дылда и заковылял к физоргу. И куда у Дылды жар перьев и звон шпор делся? Как курица мокрая стал… Ванька не стал ждать грома на свою голову: молния рядом сверкнула — нечего капли ртом ловить, а бери ноги в руки и — тикай… Ванька так и сделал: быстренько юркнул в боковой коридорчик.
…В библиотеке — никого, одна Тать Сановна: мух газеткой бьет и на счетах косточки откладывает.
— Сорок три штуки! — гордо и радостно объявила она появившемуся Ваньке. — Тебе чего?
— Книжку… — замялся, застеснялся Ванька.
— Какую… — На молочно-сдобном личике библиотекарши еще не остыл розоватый азарт охотника и победителя.
— Я сам поищу, — Ванька с боязнью подошел к стопке книг на столе. Вот она! Он сразу увидел, узнал… С обложки на него смотрел грустными синими глазами мальчишка… на курносом лице — конопушки… только вот — лохмоголовый…
Ванька, затаив дыхание, взял книжку и, открыв ее на первой страничке, прочитал: «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца назад…» и — сильно захлопнул книгу. «Три месяца… три месяца… отданный… отданный…» — непроизвольно шептали губы, и слезы сами покатились из глаз. Боясь громко расплакаться, Ванька бросился стремглав из библиотеки, из детского дома в сад, в укромное место.
Долго сидел Ванька на самой дальней скамейке, не решаясь открыть книжку. «А что ее читать… — думал он. — Я и так все про себя знаю и про мамку тоже, и про папку…»
Отец бросил их, когда ему, Ваньке, было семь лет. Ушел к другой красивой тетеньке. Отец, как говорила мамка, задурел
— Ванька!
— Жук!
Ванька Жуков, девятилетний мальчик, лопоухий и большеглазый, испуганно оглянулся на крик Дылды и Колбасы.
— Не боись! — Как петух к воробышку подлетел долговязый Дылда к Ваньке и с ходу щелканул его по лбу. — Айда в библиотеку! Там…
— Там книжка про тебя! — выпалил Колбаса, краснощекий и толстогубый увалень, вынырнув из-под руки Дылды.
Ванька ничего не понял.
— Цыть, колбаса собачья! Поперед гуся утя не ходит! — Дылда рассерженно ткнул Колбасу пальцем в живот. Колбаса мячиком отскочил в сторону, обидчиво сказал:
— Попросишь еще у меня резинки жевательной или сигарет с фильтром… шиш получишь. — Шмыгнул широким утиным носом и покатился колобком прочь по коридору.
Дылда, широко расставив ноги, молча, не мигая, смотрел на Ваньку, словно видел его в первый раз, хотя в рыбьих неживых глазах — скучная бесцветная вода.
— В библиотеке… — Дылда нехотя выплевывал слова… будто шелуху семечек… — книжка «Ванька» называется… Ха-ха-ха! — неожиданно развеселился он. — В книжке-то тебя забыли постричь!
— Про меня? — Ванька вмиг забыл о своем страхе. — Про меня? — Не верил он. — Как это?
— Я, што ль, знаю! — Дылда и в самом деле не знал. Не знал, как быть теперь с этим мелюзгатым пацаном, о котором книжка написана.
— А. П. Чехов написал! — гордо подбоченился Дылда, словно сам и сочинил эту книжку. — Я смотрю — «Ванька»… и — нарисован — ты. Спрашиваю у Тать Сановны: это про какого Ваньку? Она говорит спокойно: про Жукова. — Дылда потрогал свои большие уши. — У меня аж хлопалы завернулись! Ну я и дернул с Колбасой тебя искать. Айда…
— Дронов! — В коридоре у входной двери стоял физорг, по прозвищу «Фашист». — Дронов! — Металлический голос брезглив. — Дронов! Ты у меня на этой неделе еще лещей по шее не получал?
— Не получал… — виновато ссутулился Дылда и заковылял к физоргу. И куда у Дылды жар перьев и звон шпор делся? Как курица мокрая стал… Ванька не стал ждать грома на свою голову: молния рядом сверкнула — нечего капли ртом ловить, а бери ноги в руки и — тикай… Ванька так и сделал: быстренько юркнул в боковой коридорчик.
…В библиотеке — никого, одна Тать Сановна: мух газеткой бьет и на счетах косточки откладывает.
— Сорок три штуки! — гордо и радостно объявила она появившемуся Ваньке. — Тебе чего?
— Книжку… — замялся, застеснялся Ванька.
— Какую… — На молочно-сдобном личике библиотекарши еще не остыл розоватый азарт охотника и победителя.
— Я сам поищу, — Ванька с боязнью подошел к стопке книг на столе. Вот она! Он сразу увидел, узнал… С обложки на него смотрел грустными синими глазами мальчишка… на курносом лице — конопушки… только вот — лохмоголовый…
Ванька, затаив дыхание, взял книжку и, открыв ее на первой страничке, прочитал: «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца назад…» и — сильно захлопнул книгу. «Три месяца… три месяца… отданный… отданный…» — непроизвольно шептали губы, и слезы сами покатились из глаз. Боясь громко расплакаться, Ванька бросился стремглав из библиотеки, из детского дома в сад, в укромное место.
Долго сидел Ванька на самой дальней скамейке, не решаясь открыть книжку. «А что ее читать… — думал он. — Я и так все про себя знаю и про мамку тоже, и про папку…»
Отец бросил их, когда ему, Ваньке, было семь лет. Ушел к другой красивой тетеньке. Отец, как говорила мамка, задурел