Печорин – человек противоречивый: «У меня врожденная страсть противоречить; целая моя жизнь была только цепь грустных и неудачных противоречий сердцу или рассудку».
Ему свойственна зависть: «…чувство неприятное, но знакомое пробежало слегка в это мгновение по моему сердцу; это чувство – было зависть…» . "Я сделался завистлив.
Печорин считает себя умным человеком: «…вот нас двое умных людей…».
Склонен к рефлексии: «Нет в мире человека, над которым приобретало бы такую власть, как надо мною: всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки... Я глупо создан: ничего не забываю, – ничего!»
Насмешлив: «…мои насмешки над проходящими мимо оригиналами были злы до неистовства».
Его внешность: «… на вид я еще мальчик: лицо хотя бледно, но еще свежо; члены гибки и стройны; густые кудри вьются, глаза горят, кровь кипит». «в черкесском костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы. И точно, что касается до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая. Я долго изучал горскую посадку: ничем нельзя так польстить моему самолюбию, как признавая мое искусство в верховой езде на кавказский лад».
Душевные качества Печорина: "...я стал скрытен...", "...я стал злопамятен...", "... я выучился ненавидеть", "...я начал обманывать", "Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила..."
Проблема нравственных исканий русской интеллигенции в XIX веке изначально была связана с проблемой русского дворянства, осознания им своего места в жизни и предназначенной ему роли. Вопросы “Как жить?” и “Что делать?” никогда не были праздными для лучшей части дворянской интеллигенции. Русские поэты и писатели ведут постоянный поиск нравственной основы бытия, размышляют о предназначении художника, о проблемах совершенствования личности, фатализма и личной ответственности каждого за свои поступки. Своих героев они наделяют недюжинным умом, который возвышает их над толпой, но часто делает и несчастными, потому что в то время, когда жизнь полна противоречий, сложен становится и процесс развития личности, если это личность думающая, сомневающаяся, ищущая.
Печорин – человек противоречивый: «У меня врожденная страсть противоречить; целая моя жизнь была только цепь грустных и неудачных противоречий сердцу или рассудку».
Ему свойственна зависть: «…чувство неприятное, но знакомое пробежало слегка в это мгновение по моему сердцу; это чувство – было зависть…» . "Я сделался завистлив.
Печорин считает себя умным человеком: «…вот нас двое умных людей…».
Склонен к рефлексии: «Нет в мире человека, над которым приобретало бы такую власть, как надо мною: всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки... Я глупо создан: ничего не забываю, – ничего!»
Насмешлив: «…мои насмешки над проходящими мимо оригиналами были злы до неистовства».
Его внешность: «… на вид я еще мальчик: лицо хотя бледно, но еще свежо; члены гибки и стройны; густые кудри вьются, глаза горят, кровь кипит». «в черкесском костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы. И точно, что касается до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая. Я долго изучал горскую посадку: ничем нельзя так польстить моему самолюбию, как признавая мое искусство в верховой езде на кавказский лад».
Душевные качества Печорина: "...я стал скрытен...", "...я стал злопамятен...", "... я выучился ненавидеть", "...я начал обманывать", "Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила..."