Вставьте пропущенные буквы, раскройте скобки, обозначьте орфограммы.
(Не) забудь об экскурс.., (не) посовет..вался с другом, (не) терп..т (не) правды, посе..л (бы) рож.., (не) преслед..вал (не) приятеля, (не) настная погода.КТО НЕЗНАЕТ НЕ ПИШИТЕ НЕ ТРАТЬТЕ.
В детстве вся жизнь состоит из познания. Ребенок - всегда «почемучка», ему интересно все. Но если он хочет что-то узнать, то спрашивает у родителей, бабушек, дедушек, исследуя мир ощущениями. Взрослые же обращаются к справочникам, они воспринимают информацию как сухие и точные определения и законы. Представьте, если ребенок каждый раз заглядывал бы в толковый словарь, когда хотел узнать значение слова. Ведь есть такие понятия, которые можно осознать, только пережив, например, любовь, дружба.
В самом раннем возрасте, если ребенку объяснять, что такое стол, приводя его толкование из Ожегова или Даля, а не показывая этот предмет, он не поймет суть этого слова. В детстве формируется образное мышление. Когда люди вырастают, они начинают мыслить научно. Но если кому-то удастся сохранить детскую непосредственность, на мой взгляд, заключающуюся в особом восприятии происходящего, он сможет видеть этот мир, воспринимать его более полно, ведь в его распоряжении будут и факты, и образы. Именно такой человек и может значительно изменить мир, впитав в себя все его многообразие, слившись с жизнью. Как писал Антуан де Сент-Экзюпери: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
Но мир меняется, как и наше восприятие понятий. В творчестве Александра Сергеевича Пушкина мы видим такое движение, изменение во всем. Меняется восприятие свободы. Вначале он придерживался романтического образа свободы – понятия ее как категории внешней, но позднее осознал как внутреннее качество, что можно увидеть, сравнив, например, послание «К Чаадаеву»:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья…
(где свобода показана в виде далекого, недосягаемого, манящего светила), и более позднюю лирику, например, стихотворение «Анчар»:
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом:
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом…
в котором человек, не будучи изначально рабом, но, не имея внутренней свободы, превратился в него. В своей поздней лирике А. С. Пушкин говорит, что не предмет определяет понимать, а сам человек. Это же подтверждает отрывок стихотворения «Из Пиндемонти»:
Зависеть от царя?
Зависеть от народа?
…
Бог с ними…
Себе лишь одному служить и угождать…
Вот счастье, вот права…
Это и есть духовная свобода. А когда ты самостоятельно осознаешь, переживаешь какое-то событие, какую-то мысль в своем сердце, это и есть подлинное открытие, настоящее познание. Ведь мысль не существует сама по себе.
Но процесс познания бесконечен. Чем больше мы открываем для себя, тем больше проблем остаются нерешенными. В произведении Гете «Фауст» главный герой, будучи человеком мыслящим, понимает это:
Я философию постиг,
Я стал юристом, стал врачом...
Увы! с усердьем и трудом
И в богословье я проник, -
И не умней я стал в конце концов,
Чем прежде был... Глупец я из глупцов!
Доктор считал, что достиг всего, чего мог, узнал все в своей жизни, потому и заключил сделку с Мефистофелем, но изменился и увидел то, что заставило его воскликнуть:
Мгновенье!
Прекрасно ты, продлись, постой!
Так даже доктор Фауст доказывает неотвратимое изменение в понимании человеком мира с течением времени.
А всё, доступное познанию, Платон делит на два рода: постигаемое ощущением и познаваемое умом, иными словами аналитический и интуитивный (мифологический) путь. Евгений Абрамович Баратынский писал о дисгармонии в постижении мира, если человек придерживается только одного из познания. За интуитивное знание отвечают искусство, философия, религия. Вся деятельность Е. А. Баратынского связана с ощущением, что цивилизация утратила практику мифологии. Люди стремятся постичь истину, но человек, полностью познавший мир, не видит иллюзий, не видит счастья. Необходимо вдуматься, вчувствоваться в судьбу, чтобы все получилось. А из-за утраты вслушиваться, люди останутся в пустой безответной вселенной, и невозможно уже будет понять и изменить мир.
Мой сегодняшний мир – это Физико-математический лицей №239! Это уникальная школа. Здесь собрались умные, интересные, позитивные и открытые дети и учителя. Преподаватели своим доброжелательным отношением вызывают у нас желание активно-познавательной деятельности. Дружелюбные отношения в ФМЛ существуют как между ровесниками, так и между
Сорокалетняя бабушка взяла на себя бремя материнства – бессонные ночи, борьбу с детскими хворями, большие и маленькие заботы, когда родила, не выходя замуж, дочка Зиночка, из четверых её детей самая любимая, хорошенькая и добрая. А дочери дала возможность заняться устройством личной жизни, что та и смогла сделать. Когда началась война, двадцатидвухлетняя Зиночка, всю жизнь боявшаяся резких слов, вздрагивавшая от громкого голоса, пошла на фронт вместе с мужем, а спустя пять фронтовых лет разделила с ним кочевую жизнь военнослужащего…
Я хорошо помню, как она во время своих редких приездов в Москву водила меня, семилетнюю, гулять по заснеженному Замоскворечью. Время от времени останавливалась, наклонялась ко мне и, глядя на меня своими большими голубыми глазами, просила сказать ей: «Мама». Я упорно твердила: «Зина». Когда я повзрослела, тем более не могла называть её мамой. Мне казалось, что это было бы предательством по отношению к Матери. Сейчас, когда столько лет, я, конечно, жалею о тогдашнем своём упрямстве, о том, что так никогда и не назвала мамой родившую меня женщину. Она не могла настаивать, требовать, заявлять о своих правах на дочь и только плакала. Я осталась в доме на Вишняковском, прожила вместе с Матерью до своих тридцати лет и благодарна судьбе за это.
В школу мы с Матерью пошли вместе: я стала первоклассницей, а она – членом, а затем и председателем родительского комитета.
Мать делала много полезного: она устраивала всякого рода «мероприятия», ходила к родителям нерадивых учеников, добивалась бесплатных завтраков и ботинок для ребят из бедных семей. У многих отцы погибли на фронте, а у некоторых стали жертвами предвоенных репрессий.
Наши с Матерью отношения не были сплошной идиллией – случались размолвки, мои капризы и непослушание. Единственным наказанием, которое Мать применяла ко мне в случае моих провинностей, было молчание. Со всеми домочадцами разговаривает, со мной – ни слова. Я лишалась общения, не могла ничем заняться, не в силах была долго терпеть свою изоляцию и «одумывалась».
Мать любила читать. В доме было много хороших книг, их покупали, обязательно дарили на праздники. Не учившаяся никогда музыке, она позаботилась о том, чтобы я научилась играть – дома было пианино. А театр? Чаще всего мы ходили в филиал Малого на Ордынке, в наш «придворный», как мы его называли, театр – близко от нашего дома.
Я была домашним ребёнком – не ходила в детский сад, не ездила в пионерский лагерь. Первый раз разлучилась ненадолго с Матерью, когда мне было шестнадцать лет. Мать отпустила меня с тётей Шурой на юг, в санаторий. Отвечая на моё посланное из Анапы в Москву письмо (живём с Шурой в разных комнатах, очень жарко, на пляж ходить далеко, еда невкусная и т.д. и т.п.), Мать пишет: «Танюша, дорогая, надо учиться жить так, чтобы видеть хорошее, и тогда будет меньше недовольства, да и жить будет веселее».