Анатолий Иванович Батистов, длинный, как рубль, за которым его папенька отправился на Крайний Север, откуда после в единственном письме написал на лощеной бумаге, отчего пахнувшей французскими духами и такого же производства коньяком: «Денег здесь совершенно нет!». Анатолий Иванович Батистов, длинный, как послужной список его приятеля Жмудянского, известного тем, что после устройства оного на работу непостижимым образом банкротились фирмы, самоликвидировались компании и останавливались заводы. Анатолий Иванович Батистов, длинный, как руки кредиторов и обманутых мужей, с отвратительной неизменностью достававшие его в самых укромных уголках города даже за смехотворные долги и невинный флирт. Анатолий Иванович Батистов… О чем это я? Ах да, Анатолий Иванович Батистов, ловелас, балагур и бонвиван, пошло хотел есть. Желудок, уставший по-птенчьи ждать подачек сверху, интеллигентно отказывался сам себя переваривать и издавал трубный зов, перемежаемый кишечным перешептыванием. Прохожие, принимавшие Батистова за сумасшедшего чревовещателя, делали большие глаза и резво уносили их подальше, где те постепенно возвращали себе прежний размер.
Наличности не было. Давно. И в перспективе. Анатолий Иванович набрал номер телефона своего приятеля Жмудянского и защекотал усами трубку:
- Сеня, я вторую неделю живу в большой крайности. Скажи, не нагрел ли ты на чем-нибудь руки?
Жмудянский бодро отрапортовал:
- У меня есть пару курей с последнего места работы. Такой камуфлет приключился – птицефабрику скосил птичий грипп. Я чудом унес в зубах с десяток наседок. Есть мелочь на транспорт?
- Три квартала? Пешком – это курам на смех. Зажигай плиту!
Когда желудок берет ноги в свои руки, расстояний не существует. Но едва Батистов сделал пару шагов, как угодил в объятия соседа Базедова, нездорового на вид субъекта с пенсионным обострением кошелька.
- Толик, - взвыл Базедов, - у вас в каждом глазу по курице. Вы же не умеете ее готовить! Вы все испортите. А я вытворял с курями такое! Заливное, рулет, в пивном кляре… Ножки, грудки, я вас умоляю! Шейки промыть, удалить оставшиеся «пенечки» от перьев, снять с них кожу «чулком». «Чулком», Толик, вместе с жиром. Зашить с одной стороны суровой, непременно суровой ниткой, чтобы получился мешочек. Плотно наполнить мешочек… Ах!
Базедов обмяк, но мертвой хваткой вцепился зубами в воротник Батистова, повиснув на нем немым укором. Ноги Анатолий Ивановича было взбрыкнули от неожиданной ноши, однако желудок угрожающе буркнул и Батистов двинулся вперед, слегка покачиваясь под весом одеревеневшего пенсионера. На десятом шаге Батистов уткнулся в незнакомого человека. Инженер Гноботов в ожидании зарплаты в восемнадцатый раз за полчаса вонзил карту в банкомат. И ничего! Чутьем голодного волка Гноботов распознал в медленно передвигающейся парочке без пяти минут едоков.
- Господа, друзья, - обратился он к Батистову, на всякий случай не сбрасывая со счетов старика. Мало ли – сын несет отца пообедать. – Если меня не обманывает предчувствие, и вы будете есть курицу, презентуйте неимущему герою умственного труда крылышко.
Очнувшийся Базедов, не разжимая зубов
- На халяву и хлорка – творожок!
- Или хотя бы гузно…, - продолжал умолять Гноботов.
Старик хотел сказать еще какую-нибудь гадость, но воздержался, боясь выпустить воротник – тогда конец: быстроногий Батистов, отделавшись от пенсионера, умчится в аппетитную даль.
Анатолий Иванович был даже рад случайному попутчику:
- Возьмите старика за ноги, - прохрипел он.
Гноботов с готовностью овладел конечностями несносного пенсионера. Но надолго не хватило. Вскоре ослабленный инженер начал спотыкаться, а затем и вовсе выпустил ноги Базедова из рук, но не отставал.
- Четвертым буду? - поинтересовался встречный мужичок со следами вчерашних безумств на лице и в окружающем его воздухе. Троица страдальцев промычала в ответ что-то неразборчивое. Приняв эти звуки за одобрение, мужичок, звеня мелочью, присоединился к компании. Постепенно Батистов оброс сопровождающими лицами с сомнительными мордами.
- Куда идем? - шептались в задних рядах.
- Пока не знаю, толи бить, толи просить, но я в любом случаю приложу к этому руку. Или две.
Когда до цели похода за едой оставалось всего ничего, дорогу процессии преградил радостный милиционер:
- Это что за гей-парад? - любовно осведомился он. – Что за несанкционированное шествие? Что за публичный разврат на потребу сластолюбцам? - страж порядка указал на старика Базедова, уютно висевшего на изможденном Батистове.
А Жмудянский, положив трубку телефона, обругал себя последними словами за расточительное радушие, после чего бросился на кухню, впопыхах пожарил куриц и жадно проглотил полусырое мясо. Придумывая, как бы объяснить отсутствие обещанного Батистову продовольствия, Жмудянский не мог избавиться от навязчиво крутившейся в голове, как курица-гриль, мысли: «Гости – хорошо, а одному есть – лучше!».
Анатолий Иванович Батистов, длинный, как рубль, за которым его папенька отправился на Крайний Север, откуда после в единственном письме написал на лощеной бумаге, отчего пахнувшей французскими духами и такого же производства коньяком: «Денег здесь совершенно нет!». Анатолий Иванович Батистов, длинный, как послужной список его приятеля Жмудянского, известного тем, что после устройства оного на работу непостижимым образом банкротились фирмы, самоликвидировались компании и останавливались заводы. Анатолий Иванович Батистов, длинный, как руки кредиторов и обманутых мужей, с отвратительной неизменностью достававшие его в самых укромных уголках города даже за смехотворные долги и невинный флирт. Анатолий Иванович Батистов… О чем это я? Ах да, Анатолий Иванович Батистов, ловелас, балагур и бонвиван, пошло хотел есть. Желудок, уставший по-птенчьи ждать подачек сверху, интеллигентно отказывался сам себя переваривать и издавал трубный зов, перемежаемый кишечным перешептыванием. Прохожие, принимавшие Батистова за сумасшедшего чревовещателя, делали большие глаза и резво уносили их подальше, где те постепенно возвращали себе прежний размер.
Наличности не было. Давно. И в перспективе. Анатолий Иванович набрал номер телефона своего приятеля Жмудянского и защекотал усами трубку:
- Сеня, я вторую неделю живу в большой крайности. Скажи, не нагрел ли ты на чем-нибудь руки?
Жмудянский бодро отрапортовал:
- У меня есть пару курей с последнего места работы. Такой камуфлет приключился – птицефабрику скосил птичий грипп. Я чудом унес в зубах с десяток наседок. Есть мелочь на транспорт?
- Три квартала? Пешком – это курам на смех. Зажигай плиту!
Когда желудок берет ноги в свои руки, расстояний не существует. Но едва Батистов сделал пару шагов, как угодил в объятия соседа Базедова, нездорового на вид субъекта с пенсионным обострением кошелька.
- Толик, - взвыл Базедов, - у вас в каждом глазу по курице. Вы же не умеете ее готовить! Вы все испортите. А я вытворял с курями такое! Заливное, рулет, в пивном кляре… Ножки, грудки, я вас умоляю! Шейки промыть, удалить оставшиеся «пенечки» от перьев, снять с них кожу «чулком». «Чулком», Толик, вместе с жиром. Зашить с одной стороны суровой, непременно суровой ниткой, чтобы получился мешочек. Плотно наполнить мешочек… Ах!
Базедов обмяк, но мертвой хваткой вцепился зубами в воротник Батистова, повиснув на нем немым укором. Ноги Анатолий Ивановича было взбрыкнули от неожиданной ноши, однако желудок угрожающе буркнул и Батистов двинулся вперед, слегка покачиваясь под весом одеревеневшего пенсионера. На десятом шаге Батистов уткнулся в незнакомого человека. Инженер Гноботов в ожидании зарплаты в восемнадцатый раз за полчаса вонзил карту в банкомат. И ничего! Чутьем голодного волка Гноботов распознал в медленно передвигающейся парочке без пяти минут едоков.
- Господа, друзья, - обратился он к Батистову, на всякий случай не сбрасывая со счетов старика. Мало ли – сын несет отца пообедать. – Если меня не обманывает предчувствие, и вы будете есть курицу, презентуйте неимущему герою умственного труда крылышко.
Очнувшийся Базедов, не разжимая зубов
- На халяву и хлорка – творожок!
- Или хотя бы гузно…, - продолжал умолять Гноботов.
Старик хотел сказать еще какую-нибудь гадость, но воздержался, боясь выпустить воротник – тогда конец: быстроногий Батистов, отделавшись от пенсионера, умчится в аппетитную даль.
Анатолий Иванович был даже рад случайному попутчику:
- Возьмите старика за ноги, - прохрипел он.
Гноботов с готовностью овладел конечностями несносного пенсионера. Но надолго не хватило. Вскоре ослабленный инженер начал спотыкаться, а затем и вовсе выпустил ноги Базедова из рук, но не отставал.
- Четвертым буду? - поинтересовался встречный мужичок со следами вчерашних безумств на лице и в окружающем его воздухе. Троица страдальцев промычала в ответ что-то неразборчивое. Приняв эти звуки за одобрение, мужичок, звеня мелочью, присоединился к компании. Постепенно Батистов оброс сопровождающими лицами с сомнительными мордами.
- Куда идем? - шептались в задних рядах.
- Пока не знаю, толи бить, толи просить, но я в любом случаю приложу к этому руку. Или две.
Когда до цели похода за едой оставалось всего ничего, дорогу процессии преградил радостный милиционер:
- Это что за гей-парад? - любовно осведомился он. – Что за несанкционированное шествие? Что за публичный разврат на потребу сластолюбцам? - страж порядка указал на старика Базедова, уютно висевшего на изможденном Батистове.
А Жмудянский, положив трубку телефона, обругал себя последними словами за расточительное радушие, после чего бросился на кухню, впопыхах пожарил куриц и жадно проглотил полусырое мясо. Придумывая, как бы объяснить отсутствие обещанного Батистову продовольствия, Жмудянский не мог избавиться от навязчиво крутившейся в голове, как курица-гриль, мысли: «Гости – хорошо, а одному есть – лучше!».
Объяснение: