Память моя, память, что ты делаешь со мной?! Всё прямее, всё уже твои дороги, и каждая дальняя вершина чудится часовенкой, сулящей успокоение. И реже путники, которым хотелось бы поклониться, а воспоминания, необходимые живой душе, осыпаются осенним листом. Стою на житейском ветру голым деревом, завывают во мне ветры, выдувая звуки и краски той жизни, в которой умел находить радости даже в тяжёлые свои дни и годы. И всё не умолкает во мне война, сотрясая усталую душу. Багровый свет пробивается сквозь немую уже толщу времени, и, сплющенная, окаменелая, но не утерявшая запаха гари и крови, клубится она во мне.
Память моя, память, что ты делаешь со мной?! Всё прямее, всё уже твои дороги, и каждая дальняя вершина чудится часовенкой, сулящей успокоение. И реже путники, которым хотелось бы поклониться, а воспоминания, необходимые живой душе, осыпаются осенним листом. Стою на житейском ветру голым деревом, завывают во мне ветры, выдувая звуки и краски той жизни, в которой умел находить радости даже в тяжёлые свои дни и годы. И всё не умолкает во мне война, сотрясая усталую душу. Багровый свет пробивается сквозь немую уже толщу времени, и, сплющенная, окаменелая, но не утерявшая запаха гари и крови, клубится она во мне.
Память моя, память, что ты делаешь со мной?! Всё прямее, всё уже твои дороги, и каждая дальняя вершина чудится часовенкой, сулящей успокоение. И реже путники, которым хотелось бы поклониться, а воспоминания, необходимые живой душе, осыпаются осенним листом. Стою на житейском ветру голым деревом, завывают во мне ветры, выдувая звуки и краски той жизни, в которой умел находить радости даже в тяжёлые свои дни и годы. И всё не умолкает во мне война, сотрясая усталую душу. Багровый свет пробивается сквозь немую уже толщу времени, и, сплющенная, окаменелая, но не утерявшая запаха гари и крови, клубится она во мне.
Обращения:
Память моя, память, что ты делаешь со мной? !
Объяснение:
ты правельно поставил знаки
Объяснение:
Память моя, память, что ты делаешь со мной?! Всё прямее, всё уже твои дороги, и каждая дальняя вершина чудится часовенкой, сулящей успокоение. И реже путники, которым хотелось бы поклониться, а воспоминания, необходимые живой душе, осыпаются осенним листом. Стою на житейском ветру голым деревом, завывают во мне ветры, выдувая звуки и краски той жизни, в которой умел находить радости даже в тяжёлые свои дни и годы. И всё не умолкает во мне война, сотрясая усталую душу. Багровый свет пробивается сквозь немую уже толщу времени, и, сплющенная, окаменелая, но не утерявшая запаха гари и крови, клубится она во мне.