Расставить знаки препинания, подчеркнуть обороты и грамматические основы. 1.Утомленный долгой речью я закрыл глаза и заснул.
2.Мальчик отвечал на вопросы откровенно нисколько не смущаясь.
3.Офицер ехавший верхом натянул поводья остановился на секунду и обернулся вправо.
4.Темно-синие вершины гор изрытые морщинами и покрытые слоями снега рисовались на бледном небосклоне ещё сохранившем последний отблеск зари.
5.Пошумев о камни река успокоилась вновь легла в берега.
6/Мальчик бежал сломя голову.
7.Доносившийся снизу шум моря говорил о покое.
8.На опушке леса приложив одно ухо и приподняв другое перепрыгивал заяц.
9. Держа кувшин над головою грузинка узкою тропою сходила к берегу.
10.Из города уже выступало неприятельское войско гремя в литавры и трубы и подбоченившись выезжали паны окруженные несметными слугами.

Пошли мы как-то в парк, а Витька оступился, свалился на землю, за ногу держится и орет. Ну, мы, понятно, вообще не знаем, что делать, надо скорую вызывать. Тут Артем говорит: все спокойно, я знаю что делать, я в медучилище семестр проучился. У него вывих, надо дернуть, вывих на место встанет. Дернул, специалист, Витька еще громче орать начал. Потом скорая приехала, врач посмотрел: перелом, говорит. Нельзя было дергать. Кто тут самый умный? Недоученный студент меда? Ну точно, недоученный хуже неученого.
(или переделать в нужной стилистике, если разговорный сниженный стиль не подходит).

Сочинение по тексту 
В каждом человеке есть дурное и есть хорошее. Я не поверю, что возможен человек, который не мог бы понять, что такое быть тщеславным, или трусом, или эгоистом. Каждый человек может почувствовать в себе внезапное появление какого угодно двойника. В художнике это проявляется особенно ярко, и в этом — одно из удивительных свойств художника: испытать чужие страсти. В каждом заложены ростки самых разнообразных страстей — и светлых, и черных. Художник умеет вытягивать эти ростки и превращать их в деревья. Если наиболее дорогие цветения в Льве Толстом — Платон Каратаев и капитан Тушин, то не менее легко вырастают в душе Толстого-художника и с полной чувственностью переживаются такие страшные картины, как соблазнение отца Сергия коротконогой дурочкой Марией. Нельзя описать третье лицо, не сделавшись хоть на минуту этим третьим лицом. В художнике живут все пороки и все доблести. Очень часто спрашивают художника: «Откуда вы знаете? Это вы сами выдумали?» Да, художник все выдумывает сам. Конечно, нельзя ничего выдумать того, чего нет в природе. Но отношения у художника с природой такие, что она ему открывает некоторые свои тайны, она с ним более общительна, чем с другими. Образ труса я могу создать на основе чрезвычайно ничтожных воспоминаний детства, при памяти, в которой сохранился намек, след, контур какого-то, может быть только начавшегося действия, причиной которого была трусость.Можно написать книгу под названием: «Машина превращений», в которой рассказать о работе художника, показать, как те или иные жизненные впечатления превращаются в сознании художника в образы искусства. Это неисследованная область, область, которая кажется таинственной, потому что она еще не постигнута.   Работа этой машины — машины превращений — весьма чувствительна для всего организма. Движения ее не обходятся для организма даром, а отсюда — трудность быть художником. 
     Отношения с хорошим и плохим, с пороками и добродетелью у художника чрезвычайно непростые. Когда изображаешь отрицательного героя,- сам становишься отрицательным, поднимаешь со дна души плохое, грязное, то есть убеждаешься, что оно в тебе — это плохое и грязное — есть, а следовательно, берешь на сознание очень тяжелую психологическую нагрузку.  Я считаю, что историческая задача для писателя — создать книги, которые вызывали бы в нашей молодежи чувство подражания, чувство необходимости быть лучше. Нужно выбрать все лучшее в себе, чтобы создать комплекс человека, который был бы образцом. Писатель должен быть воспитателем и учителем.