Распределите слова по трём столбикам - архаизмы, историзмы, неологизмы. Толмач, армяк, смузи, акциз, лобзание, тать, бондарь, уезд, брифинг, грумер, пядь, городничий, скоморох, выя, шуйца, дедлайн, имидж, баяльница, пиит, чресла, урядник, лейбл, фастфуд, челобитчик, охабень.
ответ:. Я очень увлечен киноиндустрией. Это значит, что я не только смотрю киноновинки, но также внимательно читаю рецензии, запоминаю актеров, которые сыграли в картине, общаюсь на кинофорумах. Меня очень привлекает киноиндустрия. Поначалу мне нравилось смотреть кино, но затем я стал больше интересоваться фильмами, стал работы режиссеров, которые меня заинтересовали. Я с удивлением для себя открыл, что кино – это не работа режиссера, оператора и актеров. Это целое искусство, которое требует огромного терпения, внимания к деталям и, конечно же, высокого профессионализма всех, кто участвует в этом процессе. Чтобы зрители получили удовольствие от картины, нужно очень постараться. Особенно это касается исторических и фэнтезийных фильмов. Если же речь иди о триллере или психологической драме, очень важна актерская игра, отлично написанный сценарий. Я понимаю, что еще очень многого не знаю. Именно поэтому я уже планирую после школы поступить на режиссерский факультет, чтобы превратить мое хобби в работу.
Объяснение:как БЫ так
ответ: Незнаю столько много если много отрежь половину
Радушие семьи Житковых изумляло меня. Оно выражалось не в каких-нибудь слащавых приветствиях, а в щедром и неистощимом хлебосольстве. Приходили какие-то молчаливые, пропахшие махоркой, явно голодные люди, и их без всяких расс усаживали вместе с семьёю за длинный, покрытый клеёнкой стол и кормили тем же, что ела семья. А пища у неё была без гурманских причуд: каша, жареная скумбрия, варёная говядина. Обычно обедали молча и даже как будто насупленно, но за чаепитием становились общительнее, и тогда возникали бурные споры о Льве Толстом, о народничестве.
Кроме литературы, в семье Житковых любили математику, астрономию, физику. Смутно вспоминаю какие-то электроприборы в кабинете у Степана Васильевича. Помню составленные им учебники по математике; они кипой лежали у него в кабинете.
Очень удивляли меня отношения, существовавшие между Степаном Васильевичем и его сыном Борисом: то были отношения двух взрослых, равноправных людей. Борису была предоставлена полная воля, он делал что вздумается — так велико было убеждение родителей, что он не употребит их доверия во зло. И действительно, он сам говорил мне, что не солгал им ни разу ни в чём.
Раньше я никогда не видывал подобной семьи и лишь потом, через несколько лет, убедился, что, в сущности, то была очень типичная для того времени русская интеллигентская трудовая семья, щепетильно честная, чуждая какой бы то ни было фальши, строгая ко всякой неправде. Живо помню, с каким восхищением я, тринадцатилетний мальчишка, впитывал в себя её атмосферу.
Объяснение: