Сто лет почти минуло с той поры, когда по желтым дорожкам в гору ходил Левитан. За сотню лет сколько воды унесла в море Волга? Выросли, переменились города на ее берегах. А Плёс остался Плёсом. И это его старинное постоянство обернулось сегодня ценностью. Возможно, овраги и кручи помешали его застроить на современный лад.
Овраги в Плёсе громадные. Из-за них городок недоступен автомобилям. Тут царствует пешеход. Глиняные дорожки змейками убегают на кручи, мимо таинственных непролазных каньонов. Весной овраги пенятся белым цветом черемух и служат приютом для соловьев. Летом тут пахнет нагретыми лопухами, ежевикой, жасмином. Внизу, в потемках, журчат ручейки, вверху, на припеке, гремят кузнечики. Осенью по оврагам шуршат дрозды, как детские самолетики из бумаги, скользят над желтеющим миром сороки. В пахучем царстве зарослей тут хочется заблудиться. Но невозможно. Дорожки выводят тебя на вершину откоса под полог громадных, старых берёз. Отсюда Волга - как на ладони.
Сто лет почти минуло с той поры, когда по желтым дорожкам в гору ходил Левитан. За сотню лет сколько воды унесла в море Волга? Выросли, переменились города на ее берегах. А Плёс остался Плёсом. И это его старинное постоянство обернулось сегодня ценностью. Возможно, овраги и кручи помешали его застроить на современный лад.
Овраги в Плёсе громадные. Из-за них городок недоступен автомобилям. Тут царствует пешеход. Глиняные дорожки змейками убегают на кручи, мимо таинственных непролазных каньонов. Весной овраги пенятся белым цветом черемух и служат приютом для соловьев. Летом тут пахнет нагретыми лопухами, ежевикой, жасмином. Внизу, в потемках, журчат ручейки, вверху, на припеке, гремят кузнечики. Осенью по оврагам шуршат дрозды, как детские самолетики из бумаги, скользят над желтеющим миром сороки. В пахучем царстве зарослей тут хочется заблудиться. Но невозможно. Дорожки выводят тебя на вершину откоса под полог громадных, старых берёз. Отсюда Волга - как на ладони.