Нужен анализ этого текста. на закате дня, в тихое солнечное предвечерье, сидел я на деревянном пристани, парохода дожидался, обняв чехол с удочками, будто самую желанную женщину. на одной со мною скамье вольно расположились три девицы, бравшие впереди меня билеты. одеты и накрашены они были с той щедростью, которая с первого взгляда выдает заскорузлую провинцию, тужащуюся утереть нос столице, и не одной, а всем сразу: уж если штаны, так не штаны, а "шкеры", на полметра ширше, чем у "ихих"; ежели краски на лицо, так без нормы. по норме-то и родители девицы не щебетали, не жеманились, не хихикали. они вели себя с той вальяжной томностью, которую где-то увидели, подхватили, усвоили, а усваивая, удвоили и утроили. они неторопливо и даже как бы нехотя потребляли мороженое, заголяя наманикюренными вишневыми ноготками хрустящую оболочку, и лениво перебрасывались фразами на предмет, кто во что и как одет. особенным, каким-то закоренело- неприязненным их вниманием пользовались девушки, и потому, как часто раздавалось: "фи-фи-и! пугало! " - выходило, что все хуже их одеты и вообще неполноценны. по деревянному перрону медленно двигалась с метлой усталая пожилая женщина в синем запыленном халате, в рабочих ботинках и белом, по-старинному глухо повязанном платке. она вытряхивала в ящик, приставленный к тележке, мусор из железных урн, сметала с перрона бумажки и окурки в совок, и когда подошла к скамьям, пассажиры неохотно, кто и с ворчанием, задирали ноги, потому что всем скамей не хватало, и если покинешь место, его могут занять. молча выметая мусор из-под ног, женщина нашу скамью, заканчивала уже работу, когда на пристани объявился всем улыбающийся опрятный мальчик в старенькой ермолке и начал ей . он подбирал бумажки, бросал их в ящик, и женщина что-то ему тихо говорила: хвалила, видать. мальчик, судя по всему, когда-то душевно переболевший, чистосердечно радовался похвале матери ли, родственницы ли, а может, и совсем незнакомой женщины, старался изо всех сил, ладонями сгреб мусор, понес его, словно пойманную пташку. женщина распрямилась, вытряхнула из рук мальчика сор и, что-то ему тихо выговаривая, терла ладони полой халата, и он преданно смотрел ей в рот, ловил затуманенный усталостью взгляд и все . одна девица домучила мороженое, скомкала обертку, небрежно швырнула ее под ноги и, широко зевая, лениво потянулась, забросив руки за спинку скамьи. две другие девицы также шлепнули намокшую бумагу о доски и тоже скуксились, как бы решая утомленно, куда себя девать или чего еще выкушать? подошел мальчик, подобрал бумажки и укоризненно сказал: - тетенька подметает, а вы сорите. как нехорошо! - ой, дурак! дурак! - тыча в него пальцами, оживились девицы. лицо мальчика дрогнуло. еще плавала улыбка, делающая лицо мальчика отстраненно-печальным и в то же время доверчиво-ласковым, как у всех детей, когда они исполняют добрую работу, радуются сами себе и тому, что полезны, необходимы кому-то. но она, эта улыбка больного, ущербного человека, уже сделалась лишней, отделилась от лица, а само лицо, разом осунувшееся, обрело выражение той унылой покорности, какая бывает у стариков, навсегда приговоренных доживать век в немощах, в тоске, в безнадежности. женщина, закончившая работу, с трудом разняла руки мальчика, в которых он затискал мокрые обертки от мороженого, бросила их в тележку и пошла, ни слова не сказав девицам, лишь слегка покачала головой - перевидела она, должно быть, всякого народу, натерпелась всякой жизни. мальчик догнал тележку, взялся подталкивать ее сзади и снова всем встречным и поперечным, забыв летучую обиду, потому что снова у него было дело и он кому-то был нужен. - надо же! дурак и шляется! и его не - девушки! вы не в педучилище ли сдавать экзамены приезжали? -ой! а как вы узнали? ! - соседки мои с настороженным вниманием уставились на меня: не набиваюсь ли на знакомство? я дал себя разглядеть - стар для знакомств - и повел разговор дальше: - понимаете, какое дело: есть профессиональные отличия, уже укоренившиеся, отштампованные. - и безбожно засластил пилюлю: - по вдохновению на лицах и наитончайшему такту в вас уже угадываются будущие педагоги. - а-а! - согласились девицы и обмякли. благодушие, наигранная леность, самодовольство занимали свое место на их лицах. лишь какое-то время спустя до одной, под мужика стриженной и под шамана крашенной, девицы дошло: - гражданин! - зыкнула она ломающимся басом. - если выпили, так не вяжитесь к людям! пошли отсюда, девочки! - и, уходя, обрушила на меня тяжелый взгляд сытых глаз: - бр-родят тут всякие! 3- я сидел, обняв чехол с удочками. на брусчатый въезд от причала поднималась женщина с тележкой. мальчик одной рукой толкать тележку, другой на ходу подбирал мусор.
