На этой лекции я буду говорить о том вдохновении, которое получаю от чтения трех потрясающих философов: Ницше, Фуко и Делеза. Вы услышите лишь некоторые из их поразительных идей, и я постараюсь связать некоторые из идей с терапевтической практикой. Воспринимайте эту лекцию как “закуску”, нечто, возбуждающее аппетит к их работам. Французский философ Жак Деррида в интервью, запись которого вы можете увидеть на YouTube, говорит, что философия имеет отношение к бытию. Его просят высказаться о любви, но он отказывается говорить что-либо о любви. “Задайте мне вопрос, говорит он, — и я пойму, есть ли у меня, что сказать”. Он проводит различиение между любовью к кому-то и любовью к чему-то. Он говорит: ”Я могу любить тебя, потому что ты – это ты, или я могу любить то, что ты делаешь”. Можно сказать, что Деррида сразу создает различия в категориях, которые использует. Он разворачивает, или раскрывает, категорию или понятие любви и создает новые категории и понятия. Он насыщает первое представленное слово, категорию или понятие. Он показывает пример того, что делают философы. Я считаю, что одна из непростых задач для нас как нарративных терапевтов – это приглашать людей, с которыми мы разговариваем, к практике философии, создавать условия, чтобы они становились философами. Возможно, Деррида делает то, что немецкий философ Фридрих Ницше в своей последней книге, автобиографии “Ecce Homo” (что означает “Посмотри –Вот Человек”) определяет как суть философии: “Философия, как я её до сих пор понимал и переживал, есть добровольное пребывание среди льдов и горных высот, искание всего странного и загадочного в существовании, всего, что было до сих пор гонимого моралью… Мне открылась скрытая история философов, психология их великих имён. — Та степень истины, какую только дух переносит, та степень истины, до которой только и дерзает дух, — вот что всё больше и больше становилось для меня настоящим мерилом ценности. Заблуждение (вера в идеал) не есть слепота, заблуждение есть трусость”. (“Ecce Homo”, Предисловие). Сам Ницше называл свою философскую практику “философствование молотом”. Меня вдохновляет мышление Ницше, потому что во многом нарративная терапия – это сопротивление само собой разумеющимся истинам, с которыми мы как терапевты встречаемся как в науках и в окружающих культурах, так и нашем кабинете. Я бы сказал, что Майкл Уайт во многом «проводил терапию молотом», если взять, например, его говорить об энкопрезе. Он использовал в статье о детях, страдающих от “какашки-проныры” название “псевдо-энкопрез”, потому что дети и матери детей с энкопрезом не вписывались в официальные характеристики и симптомы диагноза “энкопрез”. Майкл видел любящих и заботливых родителей, тогда как официальные категории и руководства описывали сверх-вовлеченных матерей. Поэтому Майкл решил, что случаи, с которыми он работал, не могли быть настоящим энкопрезом. Я думаю, что Майкл Уайт в начальный период нарративной терапии пребывал “среди льдов и горных высот”. Я думаю, что Майкл обладал смелостью духа выдержать и дерзать идти против официальной психиатрической и психологической морали и ценностей. Суть, дух и одна из центральных ценностей нарративной терапии – насколько я это понимаю – это идти против общепризнанных ценностей и идей, которые распространены в любой культуре; нарративная терапия – это революционная практика и активность.
