Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок. Итак, она звалась Татьяной. Ни красотой сестры своей, Ни свежестью ее румяной Не привлекла б она очей. Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог. Вдруг получил он в самом деле От управителя доклад, Что дядя при смерти в постеле И с ним проститься был бы рад. У нас теперь не то в предмете: Мы лучше поспешим на бал, Куда стремглав в ямской карете Уж мой Онегин поскакал. Еще бокалов жажда просит Залить горячий жир котлет, Но звон брегета им доносит, Что новый начался балет.
Звезды уже начинали бледнеть и небо серело, когда коляска подъехала к крыльцу домика на Васильевском
Старшего мальчика звали Петя, а младшего - Павлик
Еще нигде не румянилась заря, но уже забелелось на востоке
Голубые глаза девушки широко открылись от испуга, и в них сверкнула слеза
Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок.
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Вдруг получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал.
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет,
Но звон брегета им доносит,
Что новый начался балет.
Звезды уже начинали бледнеть и небо серело, когда коляска подъехала к крыльцу домика на Васильевском
Старшего мальчика звали Петя, а младшего - Павлик
Еще нигде не румянилась заря, но уже забелелось на востоке
Голубые глаза девушки широко открылись от испуга, и в них сверкнула слеза