Радикальные изменения, происходящие в жизни нашего общества, в том числе в сфере образования, требуют всестороннего осмысления. Многолетнее отчуждение человека от подлинной духовной культуры, национальных корней и традиций, от веры, привело к кризису общественного сознания, выразившему в крайне неблагоприятной общественной атмосфере: усилении криминогенности общества, росте преступности (в том числе детской), насилия, открытой пропаганде распущенности нравов. Особенно сложная ситуация сложилась в подростковой и молодежной сфере. Ослабление внимания государства и общества к целенаправленному формированию общественного сознания, к вопросам воспитания, к школе в целом привело к изменению психологии учащихся. Исследователи отмечают в их среде такие тенденции, как нарастание индивидуализма, противопоставление себя другим людям, прагматизм — на фоне ниспровержения недавних авторитетов, разрушения сложившихся на протяжении семидесяти лет идеалов. Наряду с девальвацией ценностей, связанных со служением обществу, государству, происходит снижение доверия к старшему поколению, переориентация на личное благополучие, выживаемость, самосохранение, идет усиление процесса индивидуализации, отчуждения[1]. Материальные блага стали занимать значительно больше места в желаниях школьников, культура и образование отодвигаются на периферию их ценностных ориентации.
Ярким проявлением этого стала молодежная культура, в которой выражена тенденция к разрушению, протест против благообразия во всем: в общения, одежде, поведении, во всем внешнем облике подростка, юноши, девушки. Научные исследования свидетельствуют об изменениях, происходящих на уровне сознания, которые проявляются в утилитарности и примитивности мышления, усилении рассудочного компонента, в наличии «странных духовных образований» (Г. Л. Смирнов), когда в голове одного человека уживаются элементы несовместимых типов мировоззрений: атеистического, православного, языческого, «восточного» и т. п.[2]
Если в идейном плане эти и другие подобные явления связаны с отказом от марксистско-ленинской идеологии, то духовные причины кризиса лежат в языковой сфере и связаны с искажением, подменой или утратой многих важнейших понятий, составляющих ядро личности. На языковую природу этих «беспокоящих явлений» указывает выдающийся философ современности М. Мамардашвили[3]. Как бы конкретизируя эту мысль, психолог Б. Н. Ничипоров пишет о том, что отсутствие в общественном сознании понятия греха привело ко многим грубым нравственным искажениям[4].
О лежащем в основании мира Слове повествует Евангелие («В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»), давая методологический ключ для подхода к проблеме.
Круг основополагающих мировоззренческих понятий требует научного осмысления, строгого отбора понятийного ядра и включения в него целого круга духовно-нравственной лексики (таких слов, например, как добро и зло, добродетель и грех, Бог и диавол и др.). Необходимо выстраивание их в систему, а также возвращение им истинного значения («чистого смысла»).
Поиск выхода общественного сознания из кризисной ситуации ознаменовался возвратом к прежним системам ценностей, сначала — к гуманистической, «общечеловеческой», а затем к традиционной — христианской, православной. В основе обеих систем лежат Божественные заповеди, однако между ними имеются существенные различия.
Гуманистическая система отличается от христианской тем, что она отвергает христианское понимание греха и зла, объясняя его несовершенством общественного устройства. Провозглашая человека высшей ценностью, она отрицает его Божественное назначение и устроение, тем самым подменяя христианский идеал Богочеловека идеалом человекобога[5].
Ярким проявлением этого стала молодежная культура, в которой выражена тенденция к разрушению, протест против благообразия во всем: в общения, одежде, поведении, во всем внешнем облике подростка, юноши, девушки. Научные исследования свидетельствуют об изменениях, происходящих на уровне сознания, которые проявляются в утилитарности и примитивности мышления, усилении рассудочного компонента, в наличии «странных духовных образований» (Г. Л. Смирнов), когда в голове одного человека уживаются элементы несовместимых типов мировоззрений: атеистического, православного, языческого, «восточного» и т. п.[2]
Если в идейном плане эти и другие подобные явления связаны с отказом от марксистско-ленинской идеологии, то духовные причины кризиса лежат в языковой сфере и связаны с искажением, подменой или утратой многих важнейших понятий, составляющих ядро личности. На языковую природу этих «беспокоящих явлений» указывает выдающийся философ современности М. Мамардашвили[3]. Как бы конкретизируя эту мысль, психолог Б. Н. Ничипоров пишет о том, что отсутствие в общественном сознании понятия греха привело ко многим грубым нравственным искажениям[4].
О лежащем в основании мира Слове повествует Евангелие («В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»), давая методологический ключ для подхода к проблеме.
Круг основополагающих мировоззренческих понятий требует научного осмысления, строгого отбора понятийного ядра и включения в него целого круга духовно-нравственной лексики (таких слов, например, как добро и зло, добродетель и грех, Бог и диавол и др.). Необходимо выстраивание их в систему, а также возвращение им истинного значения («чистого смысла»).
Поиск выхода общественного сознания из кризисной ситуации ознаменовался возвратом к прежним системам ценностей, сначала — к гуманистической, «общечеловеческой», а затем к традиционной — христианской, православной. В основе обеих систем лежат Божественные заповеди, однако между ними имеются существенные различия.
Гуманистическая система отличается от христианской тем, что она отвергает христианское понимание греха и зла, объясняя его несовершенством общественного устройства. Провозглашая человека высшей ценностью, она отрицает его Божественное назначение и устроение, тем самым подменяя христианский идеал Богочеловека идеалом человекобога[5].