Гоголя-критика живо волновала проблема национальной специфики русской литературы. Этому он посвятил специальную большую статью «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность». В самом заглавии выражается некоторое раздражение автора по поводу все еще бытующей неопределенности в этом вопросе, но вопросительного знака в конце Гоголь не поставил: следовательно, он не столько спрашивает, сколько берется ответить на этот вопрос...
Гоголь внес ряд новых ценных черт в решение этой проблемы. Он первый увидел живое воплощение национальной сущности русской литературы в творчестве и личности Пушкина. «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте»,- писал он в статье «Несколько слов о Пушкине» (1835). Значение поражающих нас и сейчас своей безошибочностью слов Гоголя о Пушкине в этой статье не только в том, что они произнесены были в пору травли Пушкина, толков о «выписавшемся» Пушкине. Главная сила этих слов в том, что давно искавшееся критикой теоретическое определение народности, гада-тельно постигавшиеся особенности русского духа, русской литературы впервые теперь слились в личности одного писателя, еще жившего.
Была и вторая важная сторона в гоголевском решении проблемы народности. В крылатой фразе: «...истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа» (там же) - новое то, что Гоголя интересует испытание своего народного духа в атмосфере других национальных стихий, при обработке непривычных впечатлений, чужого сюжета и материала: «Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа...». Пушкин считал, что народность писателя может быть понята только соотечественниками. Гоголь думал точно так же. Он лишь с другого конца подошел к той же проблеме.
Подлинное новаторство Гоголя выступало в попытках разграничения понятий народного и национального. Эти понятия до сих пор обычно смешивались. Разграничение вытекало из существа его сатирического реализма, социальной чуткости к судьбе «маленького человека».
Гоголь внес ряд новых ценных черт в решение этой проблемы. Он первый увидел живое воплощение национальной сущности русской литературы в творчестве и личности Пушкина. «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте»,- писал он в статье «Несколько слов о Пушкине» (1835). Значение поражающих нас и сейчас своей безошибочностью слов Гоголя о Пушкине в этой статье не только в том, что они произнесены были в пору травли Пушкина, толков о «выписавшемся» Пушкине. Главная сила этих слов в том, что давно искавшееся критикой теоретическое определение народности, гада-тельно постигавшиеся особенности русского духа, русской литературы впервые теперь слились в личности одного писателя, еще жившего.
Была и вторая важная сторона в гоголевском решении проблемы народности. В крылатой фразе: «...истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа» (там же) - новое то, что Гоголя интересует испытание своего народного духа в атмосфере других национальных стихий, при обработке непривычных впечатлений, чужого сюжета и материала: «Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа...». Пушкин считал, что народность писателя может быть понята только соотечественниками. Гоголь думал точно так же. Он лишь с другого конца подошел к той же проблеме.
Подлинное новаторство Гоголя выступало в попытках разграничения понятий народного и национального. Эти понятия до сих пор обычно смешивались. Разграничение вытекало из существа его сатирического реализма, социальной чуткости к судьбе «маленького человека».