Осенью 18-го года, когда при нашей сельской школе был организован кружок культурно-просветительной работы, я стал одним из первых его участников. Мои «номера», особенно юмористические куплеты, которые я запомнил еще с петербургских времен, вызывали смех «публики», и я, конечно, мнил себя уже артистом!
Первой крупной работой нашего кружка явилась постановка гоголевской «Женитьбы». Но в этом спектакле я не участвовал и, помню, страшно переживал такую незадачу. Все же я аккуратно посещал репетиции и считал кружок своим делом. Следующей ставили пьесу Островского «Бедность не порок». Здесь мне досталась роль Мити. Под руководством учителей мы расписывали текст. Потом за столом каждый читал свою роль. Следом начинались репетиции. Все участники «играли», заглядывая в тетрадку. Но даже в таком еще совсем «сыром» состоянии мы умудрялись, помню, находить отношение к образу, к своим партнерам. Очевидно, здесь наше увлечение, искренняя вера в то, что мы делаем.
Но вот в конце 18-го года в жизни нашей деревни произошло событие, которому я обязан всей своей дальнейшей судьбой. Из Москвы приехал наш хуторской сосед, инженер-архитектор Николай Александрович Квашнин с семьей. По заданию Наркомпроса он открыл на своем хуторе ремесленную школу для деревенской молодежи.
Квашнин был страстным театралом и музыкантом-любителем. Он прекрасно играл на рояле, скрипке, гитаре, балалайке и других инструментах, сочинял музыку — у меня сохранились два его романса. А Евгения Николаевна имела профессиональное музыкальное образование, окончив Саратовскую консерваторию по классу пения. Ее сестра Антонина Николаевна и дочь Галя тоже были хорошими музыкантшами. Это привело к тому, что Квашнин организовал при школе театрально-музыкальный кружок, который, естественно, оказался значительно сильнее нашего деревенского. На первых порах мы вступили с ним в довольно неравный спор за первенство и, конечно, проиграли. Квашнин бывал и на наших вечерах. Как-то раз после концерта, на котором я пел русские песни, он пригласил меня зайти к нему домой (Квашнин слышал меня и раньше, когда я пел один, катаясь на лодке). Там меня слушала вся семья. Но это меня не пугало: петь песни давно стало делом простым и приятным. Так я вошел в новый кружок.
Осенью 18-го года, когда при нашей сельской школе был организован кружок культурно-просветительной работы, я стал одним из первых его участников. Мои «номера», особенно юмористические куплеты, которые я запомнил еще с петербургских времен, вызывали смех «публики», и я, конечно, мнил себя уже артистом!
Первой крупной работой нашего кружка явилась постановка гоголевской «Женитьбы». Но в этом спектакле я не участвовал и, помню, страшно переживал такую незадачу. Все же я аккуратно посещал репетиции и считал кружок своим делом. Следующей ставили пьесу Островского «Бедность не порок». Здесь мне досталась роль Мити. Под руководством учителей мы расписывали текст. Потом за столом каждый читал свою роль. Следом начинались репетиции. Все участники «играли», заглядывая в тетрадку. Но даже в таком еще совсем «сыром» состоянии мы умудрялись, помню, находить отношение к образу, к своим партнерам. Очевидно, здесь наше увлечение, искренняя вера в то, что мы делаем.
Но вот в конце 18-го года в жизни нашей деревни произошло событие, которому я обязан всей своей дальнейшей судьбой. Из Москвы приехал наш хуторской сосед, инженер-архитектор Николай Александрович Квашнин с семьей. По заданию Наркомпроса он открыл на своем хуторе ремесленную школу для деревенской молодежи.
Квашнин был страстным театралом и музыкантом-любителем. Он прекрасно играл на рояле, скрипке, гитаре, балалайке и других инструментах, сочинял музыку — у меня сохранились два его романса. А Евгения Николаевна имела профессиональное музыкальное образование, окончив Саратовскую консерваторию по классу пения. Ее сестра Антонина Николаевна и дочь Галя тоже были хорошими музыкантшами. Это привело к тому, что Квашнин организовал при школе театрально-музыкальный кружок, который, естественно, оказался значительно сильнее нашего деревенского. На первых порах мы вступили с ним в довольно неравный спор за первенство и, конечно, проиграли. Квашнин бывал и на наших вечерах. Как-то раз после концерта, на котором я пел русские песни, он пригласил меня зайти к нему домой (Квашнин слышал меня и раньше, когда я пел один, катаясь на лодке). Там меня слушала вся семья. Но это меня не пугало: петь песни давно стало делом простым и приятным. Так я вошел в новый кружок.