Эдуард Артемьев: «Возможности музыки безграничны». Классик Российской электроники о том, как он работал в секретном инструменте, синтезаторе АНС, музыке к «Солярису», и о том, откуда ожидать новых музыкальных открытий. К сожалению, из сочиненных мной произведений для АНС сохранилось немного. Я что-то делал каждый день, но все это было экспериментами, которые не всегда фиксировались. Этапные для меня сочинения, так сказать, в русле академической электроники — «Семь взглядов на революцию», «Мозаика» и «12 взглядов на мир звука — вариации на один тембр». Есть такой инструмент — темир-комуз; у него своеобразный тембр, у которого очень много обертонов — 72 звучащих обертона и куча всяких призвуков. Я предположил, что эти обертоны — это звукоряд, а на АНС их очень легко было синтезировать. Много было разных мелочей, которые потом где-то потерялись: этюд для синусоидальных тонов, опыты сочинения музыки не в европейском строе, а в темперации, которую научно разработал Мурзин. Я многому для себя научился на АНС.
Классик Российской электроники о том, как он работал в секретном инструменте, синтезаторе АНС, музыке к «Солярису», и о том, откуда ожидать новых музыкальных открытий.
К сожалению, из сочиненных мной произведений для АНС сохранилось немного. Я что-то делал каждый день, но все это было экспериментами, которые не всегда фиксировались. Этапные для меня сочинения, так сказать, в русле академической электроники — «Семь взглядов на революцию», «Мозаика» и «12 взглядов на мир звука — вариации на один тембр». Есть такой инструмент — темир-комуз; у него своеобразный тембр, у которого очень много обертонов — 72 звучащих обертона и куча всяких призвуков. Я предположил, что эти обертоны — это звукоряд, а на АНС их очень легко было синтезировать. Много было разных мелочей, которые потом где-то потерялись: этюд для синусоидальных тонов, опыты сочинения музыки не в европейском строе, а в темперации, которую научно разработал Мурзин. Я многому для себя научился на АНС.