С XVIII в. дети стали предметом особого общественного внимания. Забота о воспитании, комфорте ребенка являлась показателем развития общества, его высокого сознания и дворянской культуры, определявшей духовное развитие России. Детство становится одной из важнейших тем искусства и литературы. Вслед за «Детскими годами Багрова внука» С.Т. Аксакова, затем «Детством» Л.Н. Толстого в русской литературе появляется жанр автобиографического повествования «из детства». Ранний возраст постепенно стали рассматривать как важный период жизни человека с особой психологией, мировоззрением и чувствами. Одним из проявлений этого интереса к детям явилась и специальная мебель, которая в XIX в. становится обыденным явлением. Для детей отводят специальные комнаты — «детские», где они проводят самые ранние годы жизни. Упоминания о «детских» встречаются во многих произведениях художественной литературы. «Он [Каренин] по несколько раз в день ходил в детскую и подолгу сиживал там, так что кормилица и няня, сперва робевшие перед ним, привыкли к нему... В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая». Детские комнаты, как правило, помещались в верхних этажах, в антресолях. Они были невысокими. Небольшие окна располагались невысоко от пола. С учетом этого и мебель в антресольных комнатах делали более низкую. Вот как ребенок из обедневшей дворянской семьи (1830 г.) в романе А.К. Шеллера-Михайлова «Гнилые болота» рассматривал остатки былого благополучия родного дома: «Я же, тогда еще двухлетний ребенок, сидя на высоком стуле и ожидая подачки, обозревал все окружавшее меня... Сурово смотрели на меня из темных углов и массивный шкап с бронзовой отделкой, и брюхастый комод, почти почерневший, и стулья с тяжелыми потускневшими спинками». Совсем другие чувства испытывает герой повести Л.Н. Толстого «Детство»: «Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Маман говорит с кем-нибудь, и звуки голоса ее так сладки, так приветливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу!». О детских годах вспоминал С.Т. Аксаков: «Две детские комнаты, в которых я жил вместе с сестрой, выкрашенные по штукатурке голубым цветом, находившиеся возле спальной, выходили окошками в сад, и посаженная под ними малина росла так высоко, что на целую четверть заглядывала к нам в окна, что очень веселило меня и неразлучного моего товарища — маленькую сестрицу». Е.А. Андреева-Бальмонт в своих воспоминаниях пишет, что в их доме детские располагались наверху и внизу, на первом этаже, для старших братьев и сестер с гувернантками. Меблировка в этих комнатах была везде одинаковая: кровать, покрытая белым кисейным покрывалом, перед кроватью коврик. Мраморный умывальник, в который наливалась вода сверху. Шкаф для белья. Письменный стол и этажерка для книг. Только в расстановке вещей на письменном столе и в выборе их проявлялся личный вкус каждого обитателя комнаты. Хотя оригинального было мало, так как младшие дети всегда подражали старшим... Верхние детские состояли из двух комнат и прихожей. Мы, младшие дети, жили там совсем особенной жизнью с няней Дуняшей, под началом немки бонны Амалии Ивановны Гедовиус. Старушка эта выходила в нашей семье шесть младших детей. Она нас мыла, одевала, кормила, водила гулять, не отходила от нас ни днем, ни ночью. Дуняша чистила наши платья, убирала наши комнаты, приносила из кухни в подвальном этаже готовую еду, мыла посуду, подогревала молоко на печурке и больше ничего. Обе печки-голландки топил дворник, приносивший дрова снизу, белье стирала прачка. Амалия Ивановна вечно что-то шила, штопала, вязала и возилась с нами. Особую роль в жизни дворянских детей играли няньки, дядьки. Е. Водовозова в своих мемуарах рассказывает о своем детстве — 40-х годах XIX в.: «В жизни моего семейства няня играла выдающуюся роль. Мы, дети, были крепко привязаны к ней, а я и моя сестра Саша любили ее даже больше матери... Всю любовь, всю привязанность своего доброго сердца няня отдала нашей семье. У нее не было своей жизни: ее радость и горе были исключительно связаны с нашей жизнью». М.Ю. Лермонтов был привязан с детства к своему дядьке А.И. Соколову, который опекал своего питомца всю его жизнь. А.С. Пушкин посвящал стихи своей няне. Неизвестный художник XIX в. в своей работе «Летний сад в Петербурге» изобразил детей с няней на прогулке (няня, гуляющая с двумя маленькими детьми, подвязав полотно под грудь ребенка, учит его ходить). По портретам детей первой половины XIX в. трудно определить, кто изображен — мальчик или девочка. «Едва ли не одно из самых первых воспоминаний моих — это колонна, прислонившись к которой я горько плакал: какой-то старик дразнит меня «Александрой Аркадьевной», потому что по моде того времени совсем маленьких детей одевали девочками»,— вспоминал троюродный брат М. Ю. Лермонтова Александр Аркадьевич Столыпин.
Вслед за «Детскими годами Багрова внука» С.Т. Аксакова, затем «Детством» Л.Н. Толстого в русской литературе появляется жанр автобиографического повествования «из детства». Ранний возраст постепенно стали рассматривать как важный период жизни человека с особой психологией, мировоззрением и чувствами.
Одним из проявлений этого интереса к детям явилась и специальная мебель, которая в XIX в. становится обыденным явлением. Для детей отводят специальные комнаты — «детские», где они проводят самые ранние годы жизни. Упоминания о «детских» встречаются во многих произведениях художественной литературы. «Он [Каренин] по несколько раз в день ходил в детскую и подолгу сиживал там, так что кормилица и няня, сперва робевшие перед ним, привыкли к нему... В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая». Детские комнаты, как правило, помещались в верхних этажах, в антресолях. Они были невысокими. Небольшие окна располагались невысоко от пола. С учетом этого и мебель в антресольных комнатах делали более низкую.
Вот как ребенок из обедневшей дворянской семьи (1830 г.) в романе А.К. Шеллера-Михайлова «Гнилые болота» рассматривал остатки былого благополучия родного дома: «Я же, тогда еще двухлетний ребенок, сидя на высоком стуле и ожидая подачки, обозревал все окружавшее меня... Сурово смотрели на меня из темных углов и массивный шкап с бронзовой отделкой, и брюхастый комод, почти почерневший, и стулья с тяжелыми потускневшими спинками».
Совсем другие чувства испытывает герой повести Л.Н. Толстого «Детство»: «Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Маман говорит с кем-нибудь, и звуки голоса ее так сладки, так приветливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу!».
О детских годах вспоминал С.Т. Аксаков: «Две детские комнаты, в которых я жил вместе с сестрой, выкрашенные по штукатурке голубым цветом, находившиеся возле спальной, выходили окошками в сад, и посаженная под ними малина росла так высоко, что на целую четверть заглядывала к нам в окна, что очень веселило меня и неразлучного моего товарища — маленькую сестрицу».
Е.А. Андреева-Бальмонт в своих воспоминаниях пишет, что в их доме детские располагались наверху и внизу, на первом этаже, для старших братьев и сестер с гувернантками.
Меблировка в этих комнатах была везде одинаковая: кровать, покрытая белым кисейным покрывалом, перед кроватью коврик. Мраморный умывальник, в который наливалась вода сверху. Шкаф для белья. Письменный стол и этажерка для книг. Только в расстановке вещей на письменном столе и в выборе их проявлялся личный вкус каждого обитателя комнаты. Хотя оригинального было мало, так как младшие дети всегда подражали старшим...
Верхние детские состояли из двух комнат и прихожей. Мы, младшие дети, жили там совсем особенной жизнью с няней Дуняшей, под началом немки бонны Амалии Ивановны Гедовиус. Старушка эта выходила в нашей семье шесть младших детей. Она нас мыла, одевала, кормила, водила гулять, не отходила от нас ни днем, ни ночью. Дуняша чистила наши платья, убирала наши комнаты, приносила из кухни в подвальном этаже готовую еду, мыла посуду, подогревала молоко на печурке и больше ничего. Обе печки-голландки топил дворник, приносивший дрова снизу, белье стирала прачка. Амалия Ивановна вечно что-то шила, штопала, вязала и возилась с нами.
Особую роль в жизни дворянских детей играли няньки, дядьки. Е. Водовозова в своих мемуарах рассказывает о своем детстве — 40-х годах XIX в.: «В жизни моего семейства няня играла выдающуюся роль. Мы, дети, были крепко привязаны к ней, а я и моя сестра Саша любили ее даже больше матери... Всю любовь, всю привязанность своего доброго сердца няня отдала нашей семье. У нее не было своей жизни: ее радость и горе были исключительно связаны с нашей жизнью». М.Ю. Лермонтов был привязан с детства к своему дядьке А.И. Соколову, который опекал своего питомца всю его жизнь.
А.С. Пушкин посвящал стихи своей няне. Неизвестный художник XIX в. в своей работе «Летний сад в Петербурге» изобразил детей с няней на прогулке (няня, гуляющая с двумя маленькими детьми, подвязав полотно под грудь ребенка, учит его ходить).
По портретам детей первой половины XIX в. трудно определить, кто изображен — мальчик или девочка. «Едва ли не одно из самых первых воспоминаний моих — это колонна, прислонившись к которой я горько плакал: какой-то старик дразнит меня «Александрой Аркадьевной», потому что по моде того времени совсем маленьких детей одевали девочками»,— вспоминал троюродный брат М. Ю. Лермонтова Александр Аркадьевич Столыпин.