На первый взгляд живая сокровищница переменчивых красок, фактур, форм, которую древние называли прекрасным именем богини Флоры, а мы несколько пренебрежительно -зеленью, относится к царству биологии, и архитектура с ее камнем, кирпичом и металлом ей не родня. Однако это не совсем так, или даже совсем не так. Разумеется, пока люди обитали в шалашах или чумах, травы, кусты и деревья воспринимались ими сугубо практически - там пряталась дичь, там скрывались хищники, для которых сам человек был дичью. Но как только человеческое жилище оказалось резко отделено от окружающей природы самой уже геометрич-ностью разделившей их границы, выяснилось, что зелень еще и приятна для глаза. Первые поля и сады, заложенные умелым человеком, прочно осевшим на месте, уже внесли в мир зелени геометрический элемент. Эти первые поля возникали на пологих склонах долин, следовательно их надлежало строить -почти так же, как стены домов, собирая камни и укладывая их в ограждающие от размыва стены. Террасы полей в южноамериканских Андах или на индонезийских островах, в предгорьях Сирии или Аппенин являют собой древнейшие постройки цивилизации.
Когда на равнинах Месопотамии и Египта закладывались плантации финиковых пальм, их было удобно высаживать строгими рядами, чтобы легче подсчитывать деревья и заранее рассчитывать размер налога с урожая. Часть этих плантаций неизменно возобновлялась на тех же местах пять и более тысяч лет, так что и они — старейшие среди сооружений, старше пирамид.
Нужен был контраст между резкостью очертаний стен и кровель зданий и мягкостью очертаний, складывающихся из несчетного множества листьев, ветвей, стволов и стеблей, чтобы возникло желание хранить кусочек природы всегда при себе, под рукой. Раскопки доказали, что рощи и даже поля были созданы у Золотого дома Нерона (на его месте позднее были возведены термы Траяна). Это не прибавило любви римлян к императору-артисту, но во всяком случае потрясало их воображение, ведь огромный кусок живой природы оказался теперь словно вставлен в каменный массив города. Император Адриан, предпочитавший жить вне Рима, создает огромный ландшафтный парк при вилле в Тиволи. Там напротив - многочисленные, некрупные сооружения оказались деликатно встроены в исходный природный ландшафт, дополнив и оттенив его красоту.
Чуть не тысячу лет средневековья знали, естественно, огороды и фруктовые сады. Более того, несмотря на жуткую тесноту застройки в периметре оборонительных стен города, сады и огороды размещались позади сплошного фронта уличной застройки. Неудивительно, ведь торговля была развита мало, денег недоставало, и горожане старались как можно больше продуктов производить буквально на заднем дворе. В этих городах были и скот, и тем более птица. Можно вспомнить, что лишь в конце XVI в. горожанам запретили держать в городе свиней. Зелени было не много, но и не мало, что видно на древних городских планах.
Это только в XVII в., когда население городов стало быстро возрастать, дорожки для прогона скота, что проходили через квартал, превратили в дополнительные улицы, а половину дворов застроили. Именно тогда возникли подлинная теснота и загрязненность городов, в которой писатели XIX в. обвиняли "темное" средневековье. Повторим, зелени было немало, однако отношение к ней было сугубо утилитарным, практическим, и видеть красоту в стволе и кроне деревьев было некому. В целом так же относились к зелени и в монастырях, где возник hortus inclusus -закрытый сад за стенами, предназначенный для выращивания ягод, фруктов и, главное, лекарственных растений.
Однако же отшельники, авторитет которых был весьма велик, образованные монахи в монастырях обладали одной важной привилегией - досугом в свободное от молитв время. Неслучайно именно в монастыре возникает сугубо художественное переживание красоты флоры, в которой видели красоту Божию. Из монастырей такое же отношение заимствовали университеты. По сей день в старейших Оксфордском и Кембриджском университетах сохранилась специфическая иерархия доступности: газон переднего двора ласкает взор всем, но ступить на него не имеет права никто, деревца и цветущие кусты в кадках стоят на втором дворе. В него имеют право пройти ассистенты и старшие студенты. Наконец есть третий двор, благоухающий цветами, со стенами, увитыми шиповником и плющом. Сюда проходят лишь профессора и почетные гости университета, а уже из этого двора ведет калитка в небольшой, сугубо персональный сад ректора. Сложно, отнюдь не демократично, но в этой феодальной системе, во всяком случае, просматривается отчетливо ценностное отношение к защищенной стенами зелени. После крестовых походов мода на устройство закрытых садов распространилась на феодальные замки.
На первый взгляд живая сокровищница переменчивых красок, фактур, форм, которую древние называли прекрасным именем богини Флоры, а мы несколько пренебрежительно -зеленью, относится к царству биологии, и архитектура с ее камнем, кирпичом и металлом ей не родня. Однако это не совсем так, или даже совсем не так. Разумеется, пока люди обитали в шалашах или чумах, травы, кусты и деревья воспринимались ими сугубо практически - там пряталась дичь, там скрывались хищники, для которых сам человек был дичью. Но как только человеческое жилище оказалось резко отделено от окружающей природы самой уже геометрич-ностью разделившей их границы, выяснилось, что зелень еще и приятна для глаза. Первые поля и сады, заложенные умелым человеком, прочно осевшим на месте, уже внесли в мир зелени геометрический элемент. Эти первые поля возникали на пологих склонах долин, следовательно их надлежало строить -почти так же, как стены домов, собирая камни и укладывая их в ограждающие от размыва стены. Террасы полей в южноамериканских Андах или на индонезийских островах, в предгорьях Сирии или Аппенин являют собой древнейшие постройки цивилизации.
Когда на равнинах Месопотамии и Египта закладывались плантации финиковых пальм, их было удобно высаживать строгими рядами, чтобы легче подсчитывать деревья и заранее рассчитывать размер налога с урожая. Часть этих плантаций неизменно возобновлялась на тех же местах пять и более тысяч лет, так что и они — старейшие среди сооружений, старше пирамид.
Нужен был контраст между резкостью очертаний стен и кровель зданий и мягкостью очертаний, складывающихся из несчетного множества листьев, ветвей, стволов и стеблей, чтобы возникло желание хранить кусочек природы всегда при себе, под рукой. Раскопки доказали, что рощи и даже поля были созданы у Золотого дома Нерона (на его месте позднее были возведены термы Траяна). Это не прибавило любви римлян к императору-артисту, но во всяком случае потрясало их воображение, ведь огромный кусок живой природы оказался теперь словно вставлен в каменный массив города. Император Адриан, предпочитавший жить вне Рима, создает огромный ландшафтный парк при вилле в Тиволи. Там напротив - многочисленные, некрупные сооружения оказались деликатно встроены в исходный природный ландшафт, дополнив и оттенив его красоту.
Чуть не тысячу лет средневековья знали, естественно, огороды и фруктовые сады. Более того, несмотря на жуткую тесноту застройки в периметре оборонительных стен города, сады и огороды размещались позади сплошного фронта уличной застройки. Неудивительно, ведь торговля была развита мало, денег недоставало, и горожане старались как можно больше продуктов производить буквально на заднем дворе. В этих городах были и скот, и тем более птица. Можно вспомнить, что лишь в конце XVI в. горожанам запретили держать в городе свиней. Зелени было не много, но и не мало, что видно на древних городских планах.
Это только в XVII в., когда население городов стало быстро возрастать, дорожки для прогона скота, что проходили через квартал, превратили в дополнительные улицы, а половину дворов застроили. Именно тогда возникли подлинная теснота и загрязненность городов, в которой писатели XIX в. обвиняли "темное" средневековье. Повторим, зелени было немало, однако отношение к ней было сугубо утилитарным, практическим, и видеть красоту в стволе и кроне деревьев было некому. В целом так же относились к зелени и в монастырях, где возник hortus inclusus -закрытый сад за стенами, предназначенный для выращивания ягод, фруктов и, главное, лекарственных растений.
Однако же отшельники, авторитет которых был весьма велик, образованные монахи в монастырях обладали одной важной привилегией - досугом в свободное от молитв время. Неслучайно именно в монастыре возникает сугубо художественное переживание красоты флоры, в которой видели красоту Божию. Из монастырей такое же отношение заимствовали университеты. По сей день в старейших Оксфордском и Кембриджском университетах сохранилась специфическая иерархия доступности: газон переднего двора ласкает взор всем, но ступить на него не имеет права никто, деревца и цветущие кусты в кадках стоят на втором дворе. В него имеют право пройти ассистенты и старшие студенты. Наконец есть третий двор, благоухающий цветами, со стенами, увитыми шиповником и плющом. Сюда проходят лишь профессора и почетные гости университета, а уже из этого двора ведет калитка в небольшой, сугубо персональный сад ректора. Сложно, отнюдь не демократично, но в этой феодальной системе, во всяком случае, просматривается отчетливо ценностное отношение к защищенной стенами зелени. После крестовых походов мода на устройство закрытых садов распространилась на феодальные замки.