Выполните целостный анализ предложенного произведения. ваша работа должна представлять собой цельный, связный, завершенный текст. и.а.бунин холодная осень
в июне того года он гостил у нас в имении - всегда считался у нас своим человеком: покойный отец его был другом и соседом моего отца. пятнадцатого июня убили в сараеве фердинанда. утром шестнадцатого с почты газеты. отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал:
- ну, друзья мои, война! в сараеве убит австрийский кронпринц. это война!
на петров день к нам съехалось много народу, - были именины отца, - и за обедом он был объявлен моим женихом. но девятнадцатого июля германия объявила россии
в сентябре он приехал к нам всего на сутки - проститься перед отъездом на фронт (все тогда думали, что война кончится скоро, и свадьба наша была отложена до весны). и вот настал наш прощальный вечер. после ужина подали, по обыкновению, самовар, и, посмотрев на запотевшие от его пара окна, отец сказал:
- удивительно ранняя и холодная осень!
мы в тот вечер сидели тихо, лишь изредка обменивались незначительными словами, преувеличенно спокойными, скрывая свои тайные мысли и чувства. с притворной простотой сказал отец и про осень. я подошла к двери и протерла стекло платком: в саду, на черном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звезды. отец курил, откинувшись в кресло, рассеянно глядя на висевшую над столом жаркую лампу, мама, в очках, старательно зашивала под ее светом маленький шелковый мешочек, - мы знали какой, - и это было и трогательно и жутко. отец спросил:
- так ты все-таки хочешь ехать утром, а не после завтрака?
- да, если позволите, утром, - ответил он. - грустно, но я еще не совсем распорядился по дому.
отец легонько вздохнул:
- ну, как хочешь, душа моя. только в этом случае нам с мамой пора спать, мы непременно хотим проводить тебя
мама встала и перекрестила своего будущего сына, он склонился к ее руке, потом к руке отца. оставшись одни, мы еще немного побыли в столовой, - я вздумала раскладывать пасьянс, - он молча ходил из угла в угол, потом спросил:
- хочешь пройдемся немного?
на душе у меня делалось все тяжелее, я безразлично отозвалась:
-
одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи фета:
какая холодная осень!
надень свою шаль и
- капота нет, - сказала я. - а как дальше?
- не помню. кажется, так:
смотри - меж чернеющих сосен
как будто
- какой ?
- восход луны, конечно. есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах. "надень свою шаль и " времена наших дедушек и ах, боже мой, боже мой!
- что ты?
- ничего, милый друг. все-таки грустно. грустно и хорошо. я , люблю
одевшись, мы прошли через столовую на , сошли в сад. сперва было так темно, что я держалась за его рукав. потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими . он, приостановясь, обернулся к дому:
- посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. буду жив, вечно буду помнить этот
я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. поцеловав, он посмотрел мне в лицо.
- как блестят глаза, - сказал он. - тебе не холодно? воздух совсем зимний. если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня?
я подумала: "а вдруг правда убьют? и неужели я все-таки забуду его в какой-то срок - ведь все в конце концов забывается? " и поспешно ответила, испугавшись своей мысли:
- не говори так! я не переживу твоей смерти!
он, , медленно выговорил:
- ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне.
я горько
утром он уехал. мама надела ему на шею тот роковой мешочек, что зашивала вечером, - в нем был золотой образок, который носили на войне ее отец и дед, - и мы все перекрестили его с каким-то порывистым отчаянием. глядя ему вслед, постояли на крыльце в том отупении, которое всегда бывает, когда проводишь кого-нибудь на долгую разлуку, чувствуя только удивительную несовместность между нами и окружавшим нас радостным, солнечным, сверкающим изморозью на траве утром. постояв, вошли в опустевший дом. я пошла по комнатам, заложив руки за спину, не зная, что теперь делать с собой и зарыдать ли мне или запеть во весь
ответ:
и.а.бунин
холодная осень
в июне того года он гостил у нас в имении - всегда считался у нас своим человеком: покойный отец его был другом и соседом моего отца. пятнадцатого июня убили в сараеве фердинанда. утром шестнадцатого с почты газеты. отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал:
- ну, друзья мои, война! в сараеве убит австрийский кронпринц. это война!
на петров день к нам съехалось много народу, - были именины отца, - и за обедом он был объявлен моим женихом. но девятнадцатого июля германия объявила россии
в сентябре он приехал к нам всего на сутки - проститься перед отъездом на фронт (все тогда думали, что война кончится скоро, и свадьба наша была отложена до весны). и вот настал наш прощальный вечер. после ужина подали, по обыкновению, самовар, и, посмотрев на запотевшие от его пара окна, отец сказал:
- удивительно ранняя и холодная осень!
мы в тот вечер сидели тихо, лишь изредка обменивались незначительными словами, преувеличенно спокойными, скрывая свои тайные мысли и чувства. с притворной простотой сказал отец и про осень. я подошла к двери и протерла стекло платком: в саду, на черном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звезды. отец курил, откинувшись в кресло, рассеянно глядя на висевшую над столом жаркую лампу, мама, в очках, старательно зашивала под ее светом маленький шелковый мешочек, - мы знали какой, - и это было и трогательно и жутко. отец спросил:
- так ты все-таки хочешь ехать утром, а не после завтрака?
- да, если позволите, утром, - ответил он. - грустно, но я еще не совсем распорядился по дому.
отец легонько вздохнул:
- ну, как хочешь, душа моя. только в этом случае нам с мамой пора спать, мы непременно хотим проводить тебя
мама встала и перекрестила своего будущего сына, он склонился к ее руке, потом к руке отца. оставшись одни, мы еще немного побыли в столовой, - я вздумала раскладывать пасьянс, - он молча ходил из угла в угол, потом спросил:
- хочешь пройдемся немного?
на душе у меня делалось все тяжелее, я безразлично отозвалась:
-
одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи фета:
какая холодная осень!
надень свою шаль и
- капота нет, - сказала я. - а как дальше?
- не помню. кажется, так:
смотри - меж чернеющих сосен
как будто
- какой ?
- восход луны, конечно. есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах. "надень свою шаль и " времена наших дедушек и ах, боже мой, боже мой!
- что ты?
- ничего, милый друг. все-таки грустно. грустно и хорошо. я , люблю
одевшись, мы прошли через столовую на , сошли в сад. сперва было так темно, что я держалась за его рукав. потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими . он, приостановясь, обернулся к дому:
- посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. буду жив, вечно буду помнить этот
я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. поцеловав, он посмотрел мне в лицо.
- как блестят глаза, - сказал он. - тебе не холодно? воздух совсем зимний. если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня?
я подумала: "а вдруг правда убьют? и неужели я все-таки забуду его в какой-то срок - ведь все в конце концов забывается? " и поспешно ответила, испугавшись своей мысли:
- не говори так! я не переживу твоей смерти!
он, , медленно выговорил:
- ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне.
я горько
утром он уехал. мама надела ему на шею тот роковой мешочек, что зашивала вечером, - в нем был золотой образок, который носили на войне ее отец и дед, - и мы все перекрестили его с каким-то порывистым отчаянием. глядя ему вслед, постояли на крыльце в том отупении, которое всегда бывает, когда проводишь кого-нибудь на долгую разлуку, чувствуя только удивительную несовместность между нами и окружавшим нас радостным, солнечным, сверкающим изморозью на траве утром. постояв, вошли в опустевший дом. я пошла по комнатам, заложив руки за спину, не зная, что теперь делать с собой и зарыдать ли мне или запеть во весь