Однажды, будучи проездом во Франкфурте, Санин зашёл в кондитерскую, где молодой дочери хозяйки с упавшим в обморок младшим братом. Семья прониклась к Санину симпатией и неожиданно для себя несколько дней он провёл с ними. Когда он был на прогулке с Джеммой и её женихом, один из молодых немецких офицеров, сидевших за соседним столиком в трактире, позволил себе грубую выходку, и Санин вызвал его на дуэль. Дуэль закончилась благополучно для обоих участников. Однако это происшествие сильно встряхнуло размеренную жизнь девушки. Она отказала жениху, который не смог защитить её достоинство. Санин же внезапно понял, что полюбил её. Любовь, охватившая их, привела Санина к мысли о женитьбе. Даже мать Джеммы, пришедшая вначале в ужас из-за разрыва Джеммы с женихом, постепенно успокоилась и стала строить планы на их дальнейшую жизнь. Чтобы продать своё имение и получить деньги на совместную жизнь, Санин поехал в Висбаден к богатой жене своего пансионного товарища Полозова, которого он случайно встречает во Франкфурте. Однако богатая и молодая русская красавица Марья Николаевна по своей прихоти завлекла Санина и сделала его одним из своих любовников. Не в силах противиться сильной натуре Марьи Николаевны Санин едет за ней в Париж, но вскоре оказывается ненужным и со стыдом возвращается в Россию, где жизнь его вяло проходит в светской суете. Лишь через 30 лет он случайно находит чудом сохранившийся гранатовый крестик, подаренный ему Джеммой. Он мчится во Франкфурт, где выясняет, что Джемма через два года после тех событий вышла замуж и счастливо живёт в Нью-Йорке с мужем и пятью детьми. Её дочь на фотографии выглядит как та молодая итальянская девушка, которой Санин когда-то предложил руку и сердце.
Понятие «крылатости» возникает у многих поэтов. Ведь им свойственно возвышаться над обыденной сферой жизни, смотреть на связь вещей и слов как бы «свысока», как никто до них не смотрел. Возьмем, например, Ахматову: « я не могу взлететь, а с детства была крылатой». И в лирике Марины Цветаевой родство душ передается образом сложенных крыльев: «Как правая и левая рука — Твоя душа моей душе близка. Мы смежены, блаженно и тепло, Как правое и левое крыло. Но вихрь встает — и бездна пролегла От правого — до левого крыла!» Крылатая душа поэта позволяла ей отрываться от реального мира, от вихрей и бездн полной бурными событиями первой половины 20 века. Революции, разруха, войны, полуголодное существование, смерти близких. Цветаева всегда стремилась быть (и была!) над этим миром. "А за плечом - товарищ мой крылатый Опять шепнет: - Терпение, сестра! - Когда сверкнут серебряные латы Сосновой кровью моего костра" Товарищ. Это она о крылатом гении вдохновения, не оставляющем ее. Еще он: "Рыцарь ангелоподобный - Долг! Небесный часовой... Еженощный соглядатай, Ежеутренний звонарь..." Через год она напишет уже об их единой природе с крылатым гением: "Крестили нас - в одном чану…" А оторванность от близких трансформируется в поэтическое одиночество («проклятость!») крылатой души: «Новый год я встретила одна. Я, богатая, была бедна, Я, крылатая, была проклятой. Где-то было много-много сжатых Рук - и много старого вина. А крылатая была - проклятой! А единая была - одна! Как луна - одна, в глазу окна» И это ведь не об одиночестве, а о своем призвании, о своем отличии от множества других, на которых она смотрит отстранено, как луна. Марина - одна служанка и повелительница крылатого гения, единая с ним: "Умирая, не скажу: была. И не жаль, и не ищу виновных. Есть на свете поважней дела Страстных бурь и подвигов любовных. Ты, - крылом стучавший в эту грудь, Молодой виновник вдохновенья - Я тебе повелеваю: - будь! Я - не выйду из повиновенья." Для крылатой души – не важны внешние атрибуты ( хоромы или хаты), Ведь Цветаева привыкла приходить «в дом, и не знающий, что – мой», ей “все нипочем”, и к жизни среди «врагов» она привыкла: "Если душа родилась крылатой — Что ей хоромы — и что ей хаты! Что Чингис-Хан ей и о — Орда! Два на миру у меня врага, Два близнеца, неразрывно-слитых: Голод голодных — и сытость сытых! " Образ же «крылатого гения» менялся и усложнялся. Теперь это крылатый конь. Вспомним, что Пегас возник в момент смерти медузы Горгоны, что он носил Зевсу выкованные Гефестом молнии-стрелы. Тогда мы лучше поймем, что за огонь сжигал душу Марины Цветаевой: «Ох, огонь - мой конь - несытый едок! Ох, огонь на нем - несытый ездок! С красной гривою свились волоса... Огневая полоса - в небеса!» Охваченная огнем эмоциональной “безмерности», остро чувствующая и пропускающая через себя недоступное бескрылым, ее крылатая душа ненасытна: «Что другим не нужно - несите мне Всё должно сгореть на моем огне! Я и жизнь маню, я и смерть маню В легкий дар моему огню» Вселившийся в Марину Ивановну Цветаеву, слившийся с ней Крылатый Гений превращает ее жизнь в творческий костер, на котором она сама и сгорела.
И в лирике Марины Цветаевой родство душ передается образом сложенных крыльев:
«Как правая и левая рука —
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает — и бездна пролегла
От правого — до левого крыла!»
Крылатая душа поэта позволяла ей отрываться от реального мира, от вихрей и бездн полной бурными событиями первой половины 20 века. Революции, разруха, войны, полуголодное существование, смерти близких. Цветаева всегда стремилась быть (и была!) над этим миром.
"А за плечом - товарищ мой крылатый
Опять шепнет: - Терпение, сестра! -
Когда сверкнут серебряные латы
Сосновой кровью моего костра"
Товарищ. Это она о крылатом гении вдохновения, не оставляющем ее. Еще он: "Рыцарь ангелоподобный - Долг! Небесный часовой... Еженощный соглядатай, Ежеутренний звонарь..."
Через год она напишет уже об их единой природе с крылатым гением: "Крестили нас - в одном чану…"
А оторванность от близких трансформируется в поэтическое одиночество («проклятость!») крылатой души:
«Новый год я встретила одна.
Я, богатая, была бедна,
Я, крылатая, была проклятой.
Где-то было много-много сжатых
Рук - и много старого вина.
А крылатая была - проклятой!
А единая была - одна!
Как луна - одна, в глазу окна»
И это ведь не об одиночестве, а о своем призвании, о своем отличии от множества других, на которых она смотрит отстранено, как луна. Марина - одна служанка и повелительница крылатого гения, единая с ним:
"Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Ты, - крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья -
Я тебе повелеваю: - будь!
Я - не выйду из повиновенья."
Для крылатой души – не важны внешние атрибуты ( хоромы или хаты), Ведь Цветаева привыкла приходить «в дом, и не знающий, что – мой», ей “все нипочем”, и к жизни среди «врагов» она привыкла:
"Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы — и что ей хаты!
Что Чингис-Хан ей и о — Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых! "
Образ же «крылатого гения» менялся и усложнялся. Теперь это крылатый конь. Вспомним, что Пегас возник в момент смерти медузы Горгоны, что он носил Зевсу выкованные Гефестом молнии-стрелы. Тогда мы лучше поймем, что за огонь сжигал душу Марины Цветаевой:
«Ох, огонь - мой конь - несытый едок!
Ох, огонь на нем - несытый ездок!
С красной гривою свились волоса...
Огневая полоса - в небеса!»
Охваченная огнем эмоциональной “безмерности», остро чувствующая и пропускающая через себя недоступное бескрылым, ее крылатая душа ненасытна:
«Что другим не нужно - несите мне
Всё должно сгореть на моем огне!
Я и жизнь маню, я и смерть маню
В легкий дар моему огню»
Вселившийся в Марину Ивановну Цветаеву, слившийся с ней Крылатый Гений превращает ее жизнь в творческий костер, на котором она сама и сгорела.