Учительница в школе нам его смысл объясняла так: Гринев, дескать, со своей дворянской ограниченностью не может понять широкую натуру Пугачева, ответ его – не в лад и невпопад, и Пугачев промолчал, поняв, какая меж ними пропасть.
Выяснилось (впрочем, и раньше подозревалось) , что учительница не сама это придумала. В пособии для учителей, изданном в застойные времена, читаем: «Пугачев идет на отчаянный риск… Его широкая натура чужда компромиссных решений… Абстрактный гуманизм Гринева выглядел по меньшей мере наивным, Пугачев мог бы без особого труда опровергнуть его возражения. Но, желая показать масштабность личности Пугачева, Пушкин… как бы дает понять читателю, что вождь восстания умел прислушиваться к суждениям, которые шли вразрез с его собственными представлениями» .
Таким образом, по законам классовой советской морали выходило, что отчаянный риск Пугачева, то есть самозванство и последовавшие за этим преступления, есть правильная линия поведения. Царем назвался – так ведь и был подлинным народным царем.
Если у меня была волшебная палочка, я бы сделала всех людей на свете здоровыми и счастливыми. Я бы сделала дружными людей, помирила бы всех враждующий людей и прекратила бы все войны. Так настал бы мир во всем мире. Хочу, чтобы люди не проходили мимо чужой беды.Хотелось бы размягчить сердца людей и слепить из них новые — не безразличные к чужому несчастью, откликающиеся на зов о чтобы никто никому не завидовал. Зависть — разрушающее чувство. Мне неприятно, когда люди думают, что я чем-то лучше них. Каждый человек уникален по-своему, у каждого своя жизнь и свои ценности. Вместо того, чтобы завидовать, лучше заняться своим усовершенствованием. Чувство зависти — удел слабых и несчастных людей, которым всегда всего будет мало, даже если у них всё есть.
Выяснилось (впрочем, и раньше подозревалось) , что учительница не сама это придумала. В пособии для учителей, изданном в застойные времена, читаем: «Пугачев идет на отчаянный риск… Его широкая натура чужда компромиссных решений… Абстрактный гуманизм Гринева выглядел по меньшей мере наивным, Пугачев мог бы без особого труда опровергнуть его возражения. Но, желая показать масштабность личности Пугачева, Пушкин… как бы дает понять читателю, что вождь восстания умел прислушиваться к суждениям, которые шли вразрез с его собственными представлениями» .
Таким образом, по законам классовой советской морали выходило, что отчаянный риск Пугачева, то есть самозванство и последовавшие за этим преступления, есть правильная линия поведения. Царем назвался – так ведь и был подлинным народным царем.