В сущности своей – это не «сказки», то есть не игра фантазии человека, которого слишком утомила, измаяла суровая действительность или тяжкая скука жизни, который, утешая сам себя и ближних силой своего воображения, создает другую жизнь, более яркую, праздничную, более милую и ласковую или даже хотя бы и более страшную; эти сказки и не «выдумка» писателя, в которой скрыто поучение или притаилась резкая правда, как в чудесных, умных сказках знаменитого Вольтера, Лабулэ, Салтыкова-Щедрина и других писателей. «Сказки» М. Горького – это картинки действительной жизни, как она показалась ему в Италии; он назвал эти картинки сказками только потому, что и природа в Италии, и нравы ее людей, и вся жизнь их – мало похожи на русскую жизнь и русскому простому человеку действительно могут показаться сказками.
Возможно, что автор несколько прикрасил итальянцев, но – природа их страны так хороша, что и люди ее невольно кажутся, может быть, лучше, чем они есть на самом деле. Но и вообще – немножко прикрасить человека – не велик грех; людям слишком часто и настойчиво говорят, что они плохи, почти совершенно забывая, что они – при желании своем – могут быть и лучше.
Если всегда говорить людям только горькую правду об их недостатках, – этим покажешь их такими мрачными красавцами, что они станут бояться друг друга, как звери, и совершенно потеряют чувства доверия, уважения и интереса к ближнему, чувства, не очень пышно развитые у них. Правда – необходима. Огонь ее, закаляя крепкую душу, делает ее еще более сильной, но ведь крепких душ немного среди нас, а в слабой душе от ожогов правды появляются только болезненные пузыри злобы, ненависти, заводится чесотка раздраженного самолюбия. Кроме огромных недостатков в людях живут маленькие достоинства, и вот именно эти достоинства, выработанные человеком в себе самом очень медленно, с великими страданиями, – эти достоинства необходимо – иногда – прикрасить, преувеличить, чтобы тем поднять их значение, расцветить красоту ростков добра, которые – будем верить! – со временем разрастутся пышно и ярко.
Мы любовно ухаживаем за цветами, мы пламенно любим множество других прекрасных бесполезностей, таких же, как цветы, а вот за душой человека, за сердцем ого, – не умеем так ласково ухаживать, как следовало бы.
Надо научиться этому, – ведь человек, несмотря на всю ого неприглядность, все-таки – самое великое на земле.
Если люди знают, как они плохи, – это верный залог, что они станут лучше.
Хула на человека – нужна, но похвала ему того более необходима и, вероятно, полезнее хулы» («Известия», 1946, № 142, 18 июня).
Социально-педагогическое значение «Сказок об Италии» Горький подчеркивал и позднее. При этом он особенно часто выделял сказки о Матерях.[59]
В ответ на редакции тверской губернской комсомольской газеты «Смена» рекомендовать те из своих произведении, которые он считает наиболее подходящими для молодежи, Горький 18 ноября 1927 г. писал: «…может быть, подойдет «Человек», «Песня о Соколе», «Буревестник рекомендовал бы «Мать» из «Итальянских сказок». Мне кажется, что теперь перед матерями стоят новые и огромные задачи по отношению к детям и что девицам из комсомола следует подумать и над этой своей ролью в жизни. Возможно, что моя «Мать» заставит подумать над этим» (Б. Полевой и Г. Куприянов. Письма из Сорренто. Калинин, 1936, стр. 11).
. П. Чехов разрабатывал в ранний период своего творчества малые жанры: шутливую сценку, коротенький рассказ, шутку, фельетон, часто строя произведение на анекдотическом случае. Перед ним стояла задача в маленьком объеме произведения, с небольшим количеством персонажей, дать общую картину через частные детали.
Художественная деталь — это одно из средств создания художественного образа, которое представить изображаемую автором картину, предмет или характер в неповторимой индивидуальности. Она может воспроизводить черты внешности, детали одежды, обстановки, переживания или поступка.
Рассказ Чехова "Хамелеон" начинается с завязки, которая предельно проста: обычный житейский случай — борзой щенок укусил за палец "золотых дел мастера Хрюкина" — дает начало развитию действия. Главное в этом рассказе — диалог и отдельные реплики из толпы, а описание сведено к минимуму. Оно носит характер авторских ремарок (полицейский надзиратель — "в новой шинели", пострадавший — "человек в ситцевой крахмальной рубашке и расстегнутой жилетке", виновник скандала — "белый борзой щенок с острой мордой и желтым пятном на спине").
В рассказе "Хамелеон" нет ничего случайного. Каждое слово, каждая подробность необходимы для более точного описания и выражения мысли автора. В этом произведении такими деталями являются, например, шинель полицейского надзирателя Очумелова, узелок в его руке, решето конфискованного крыжовника, окровавленный палец потерпевшего Хрюкина. Художественная деталь дает возможность наглядно представить того же Очумелова в его новой шинели, которую он то снимает, то надевает вновь на протяжении рассказа несколько раз, то запахивается в нее. Эта деталь подчеркивает, как меняется поведение полицейского надзирателя в зависимости от обстоятельств. Голос из толпы сообщает, что собака, "кажись", генеральская, и Очумелова бросает то в жар, то в холод от такой новости: " Сними-ка, Елдырин, с меня пальто... Ужас, как жарко!"; "Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто... что-то ветром подуло..."
Деталь, в том числе и повторяющуюся, используют многие художники, однако у Чехова она встречается чаще, чем у кого-либо. Одной такой деталью в рассказе Чехов раскрывает сущность характера Очумелова: полицейский надзиратель — "хамелеон", воплощение готовности пресмыкаться перед высшими и помыкать низшими, подличать, выслуживаться, "менять свою окраску" в зависимости от обстоятельств. "Ты, Хрюкин, пострадал и дела этого -так не оставляй... А собаку истребить надо...". А через несколько минут ситуация изменилась, и Очумелов уже кричит: "Собака — нежная тварь... А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!"
Мастерство Чехова в том и заключается, что он умел отобрать материал, насытить небольшое произведение большим содержанием, выделить существенную деталь, важную для характеристики персонажа или предмета. Точная и емкая художественная деталь, созданная творческим воображением автора, направляет воображение читателя. Чехов придавал детали большое значение, считал, что она "возбуждает самостоятельную критическую мысль читателя", который о многом должен догадываться сам.
Возможно, что автор несколько прикрасил итальянцев, но – природа их страны так хороша, что и люди ее невольно кажутся, может быть, лучше, чем они есть на самом деле. Но и вообще – немножко прикрасить человека – не велик грех; людям слишком часто и настойчиво говорят, что они плохи, почти совершенно забывая, что они – при желании своем – могут быть и лучше.
Если всегда говорить людям только горькую правду об их недостатках, – этим покажешь их такими мрачными красавцами, что они станут бояться друг друга, как звери, и совершенно потеряют чувства доверия, уважения и интереса к ближнему, чувства, не очень пышно развитые у них. Правда – необходима. Огонь ее, закаляя крепкую душу, делает ее еще более сильной, но ведь крепких душ немного среди нас, а в слабой душе от ожогов правды появляются только болезненные пузыри злобы, ненависти, заводится чесотка раздраженного самолюбия. Кроме огромных недостатков в людях живут маленькие достоинства, и вот именно эти достоинства, выработанные человеком в себе самом очень медленно, с великими страданиями, – эти достоинства необходимо – иногда – прикрасить, преувеличить, чтобы тем поднять их значение, расцветить красоту ростков добра, которые – будем верить! – со временем разрастутся пышно и ярко.
Мы любовно ухаживаем за цветами, мы пламенно любим множество других прекрасных бесполезностей, таких же, как цветы, а вот за душой человека, за сердцем ого, – не умеем так ласково ухаживать, как следовало бы.
Надо научиться этому, – ведь человек, несмотря на всю ого неприглядность, все-таки – самое великое на земле.
Если люди знают, как они плохи, – это верный залог, что они станут лучше.
Хула на человека – нужна, но похвала ему того более необходима и, вероятно, полезнее хулы» («Известия», 1946, № 142, 18 июня).
Социально-педагогическое значение «Сказок об Италии» Горький подчеркивал и позднее. При этом он особенно часто выделял сказки о Матерях.[59]
В ответ на редакции тверской губернской комсомольской газеты «Смена» рекомендовать те из своих произведении, которые он считает наиболее подходящими для молодежи, Горький 18 ноября 1927 г. писал: «…может быть, подойдет «Человек», «Песня о Соколе», «Буревестник рекомендовал бы «Мать» из «Итальянских сказок». Мне кажется, что теперь перед матерями стоят новые и огромные задачи по отношению к детям и что девицам из комсомола следует подумать и над этой своей ролью в жизни. Возможно, что моя «Мать» заставит подумать над этим» (Б. Полевой и Г. Куприянов. Письма из Сорренто. Калинин, 1936, стр. 11).
Художественная деталь — это одно из средств создания художественного образа, которое представить изображаемую автором картину, предмет или характер в неповторимой индивидуальности. Она может воспроизводить черты внешности, детали одежды, обстановки, переживания или поступка.
Рассказ Чехова "Хамелеон" начинается с завязки, которая предельно проста: обычный житейский случай — борзой щенок укусил за палец "золотых дел мастера Хрюкина" — дает начало развитию действия. Главное в этом рассказе — диалог и отдельные реплики из толпы, а описание сведено к минимуму. Оно носит характер авторских ремарок (полицейский надзиратель — "в новой шинели", пострадавший — "человек в ситцевой крахмальной рубашке и расстегнутой жилетке", виновник скандала — "белый борзой щенок с острой мордой и желтым пятном на спине").
В рассказе "Хамелеон" нет ничего случайного. Каждое слово, каждая подробность необходимы для более точного описания и выражения мысли автора. В этом произведении такими деталями являются, например, шинель полицейского надзирателя Очумелова, узелок в его руке, решето конфискованного крыжовника, окровавленный палец потерпевшего Хрюкина. Художественная деталь дает возможность наглядно представить того же Очумелова в его новой шинели, которую он то снимает, то надевает вновь на протяжении рассказа несколько раз, то запахивается в нее. Эта деталь подчеркивает, как меняется поведение полицейского надзирателя в зависимости от обстоятельств. Голос из толпы сообщает, что собака, "кажись", генеральская, и Очумелова бросает то в жар, то в холод от такой новости: " Сними-ка, Елдырин, с меня пальто... Ужас, как жарко!"; "Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто... что-то ветром подуло..."
Деталь, в том числе и повторяющуюся, используют многие художники, однако у Чехова она встречается чаще, чем у кого-либо. Одной такой деталью в рассказе Чехов раскрывает сущность характера Очумелова: полицейский надзиратель — "хамелеон", воплощение готовности пресмыкаться перед высшими и помыкать низшими, подличать, выслуживаться, "менять свою окраску" в зависимости от обстоятельств. "Ты, Хрюкин, пострадал и дела этого -так не оставляй... А собаку истребить надо...". А через несколько минут ситуация изменилась, и Очумелов уже кричит: "Собака — нежная тварь... А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!"
Мастерство Чехова в том и заключается, что он умел отобрать материал, насытить небольшое произведение большим содержанием, выделить существенную деталь, важную для характеристики персонажа или предмета. Точная и емкая художественная деталь, созданная творческим воображением автора, направляет воображение читателя. Чехов придавал детали большое значение, считал, что она "возбуждает самостоятельную критическую мысль читателя", который о многом должен догадываться сам.