Нет, бил барабан перед смутным полком, выбирай любое Когда мы вождя хоронили: То зубы царёвы над мертвым певцом Почетную дробь выводили.
Такой уж почет, что ближайшим друзьям — Нет места. В изглавьи, в изножьи, И справа, и слева — ручищи по швам — Жандармские груди и рожи.
Не диво ли — и на тишайшем из лож Пребыть поднадзорным мальчишкой? На что-то, на что-то, на что-то похож Почет сей, почетно — да слишком!
Гляди, мол, страна, как, молве вопреки, Монарх о поэте печется! Почетно — почетно — почетно — архи- почетно, — почетно — до черту!
Кого ж это так — точно воры вора Пристреленного — выносили? Изменника? Нет. С проходного двора — Умнейшего мужа России.
19 июля 1931 Медон
Алексей Макаревич Пушкин
Бывает осенней порою, засыпая с рассветом, я вижу во сне героя, я вижу во сне поэта...
И кажется болдинской осень, вижу я тень Татьяны. Уходит во тьму Дубровский, во тьму сновидений странных.
Летит надо мной Пушкин, машет крылом белым, и кажется мне игрушкой тонкое его тело...
Над городами и ликами, над тополями стройными читает стихи великие, да песни поёт знойные...
И к облаку тянутся руки, и яблоки рвутся с веток... Не ведая сна и скуки, он подымается в небо,
и кружится, будто птица - судьбы моей злой кукушка, и вглядываясь в наши лица, трогает за макушки.
И кажется что незримо веет над нами вечность, бессмертная пантомима, вселенская человечность...
Над городами и ликами, над тополями стройными читает стихи великие, да песни поёт знойные...
БОРИС РОМАНОВ
Раевский. Пушкин! Славная Таврида. Что помнят неохватные стволы? Чья слава и великая обида одно мгновенье высветит из мглы?
Чтобы его представить молчаливо, достанет нам и страсти и порыва среди камней и золы? Нет, не достанет. Спит воображенье, пока нас жарит солнце, а в ночи оно опять признает пораженье, и потому о Пушкине молчи...
Послушай море, угадать стараясь, о чем оно бормочет нам, вздымаясь, каменья перекатывая ртом. И повтори слова его потом.
Булат Окуджава
Счастливчик Пушкин
Александру Сергеичу хорошо! Ему прекрасно! Гудит мельничное колесо, боль угасла, баба щурится из избы, в небе -- жаворонки, только десять минут езды до ближней ярмарки. У него ремесло -- первый сорт, и перо остро... Он губаст и учен, как черт, и все ему просто: жил в Одессе, бывал в Крыму, ездил в карете, деньги в долг давали ему до самой смерти. Очень вежливы и тихи, делами замученные, жандармы его стихи на память заучивали! Даже царь приглашал его в дом, желая при этом потрепаться о том о сем с таким поэтом. Он красивых женщин любил любовью не чинной, и даже убит он был красивым мужчиной. Он умел бумагу марать под треск свечки! Ему было за что умирать у Черной речки.
Рубцов Николай О ПУШКИНЕ
Словно зеркало русской стихии, Отстояв назначенье свое, Отразил он всю душу России! И погиб, отражая ее...
Сергей Есенин ПУШКИНУ Мечтая о могучем даре Того, кто русской стал судьбой, Стою я на Тверском бульваре, Стою и говорю с собой. Блондинистый, почти белесый, В легендах ставший как туман, О Александр! Ты был повеса, Как я сегодня хулиган. Но эти милые забавы Не затемнили образ твой, И в бронзе выкованной славы Трясешь ты гордой головой. А я стою, как пред причастьем, И говорю в ответ тебе: Я умер бы сейчас от счастья, Сподобленный такой судьбе. Но, обреченный на гоненье, Еще я долго буду петь... Чтоб и мое степное пенье Сумело бронзой прозвенеть. 1924
Нет, бил барабан перед смутным полком, выбирай любое
Когда мы вождя хоронили:
То зубы царёвы над мертвым певцом
Почетную дробь выводили.
Такой уж почет, что ближайшим друзьям —
Нет места. В изглавьи, в изножьи,
И справа, и слева — ручищи по швам —
Жандармские груди и рожи.
Не диво ли — и на тишайшем из лож
Пребыть поднадзорным мальчишкой?
На что-то, на что-то, на что-то похож
Почет сей, почетно — да слишком!
Гляди, мол, страна, как, молве вопреки,
Монарх о поэте печется!
Почетно — почетно — почетно — архи-
почетно, — почетно — до черту!
Кого ж это так — точно воры вора
Пристреленного — выносили?
Изменника? Нет. С проходного двора —
Умнейшего мужа России.
19 июля 1931
Медон
Алексей Макаревич
Пушкин
Бывает осенней порою,
засыпая с рассветом,
я вижу во сне героя,
я вижу во сне поэта...
И кажется болдинской осень,
вижу я тень Татьяны.
Уходит во тьму Дубровский,
во тьму сновидений странных.
Летит надо мной Пушкин,
машет крылом белым,
и кажется мне игрушкой
тонкое его тело...
Над городами и ликами,
над тополями стройными
читает стихи великие,
да песни поёт знойные...
И к облаку тянутся руки,
и яблоки рвутся с веток...
Не ведая сна и скуки,
он подымается в небо,
и кружится, будто птица -
судьбы моей злой кукушка,
и вглядываясь в наши лица,
трогает за макушки.
И кажется что незримо
веет над нами вечность,
бессмертная пантомима,
вселенская человечность...
Над городами и ликами,
над тополями стройными
читает стихи великие,
да песни поёт знойные...
БОРИС РОМАНОВ
Раевский. Пушкин! Славная Таврида.
Что помнят неохватные стволы?
Чья слава и великая обида
одно мгновенье высветит из мглы?
Чтобы его представить молчаливо,
достанет нам и страсти и порыва
среди камней и золы?
Нет, не достанет. Спит воображенье,
пока нас жарит солнце, а в ночи
оно опять признает пораженье,
и потому о Пушкине молчи...
Послушай море, угадать стараясь,
о чем оно бормочет нам, вздымаясь,
каменья перекатывая ртом.
И повтори слова его потом.
Булат Окуджава
Счастливчик Пушкин
Александру Сергеичу хорошо!
Ему прекрасно!
Гудит мельничное колесо,
боль угасла,
баба щурится из избы,
в небе -- жаворонки,
только десять минут езды
до ближней ярмарки.
У него ремесло -- первый сорт,
и перо остро...
Он губаст и учен, как черт,
и все ему просто:
жил в Одессе, бывал в Крыму,
ездил в карете,
деньги в долг давали ему
до самой смерти.
Очень вежливы и тихи,
делами замученные,
жандармы его стихи
на память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,
желая при этом
потрепаться о том о сем
с таким поэтом.
Он красивых женщин любил
любовью не чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.
Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему было за что умирать
у Черной речки.
Рубцов Николай
О ПУШКИНЕ
Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье свое,
Отразил он всю душу России!
И погиб, отражая ее...
Сергей Есенин
ПУШКИНУ
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.
Но эти милые забавы
Не затемнили образ твой,
И в бронзе выкованной славы
Трясешь ты гордой головой.
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
Но, обреченный на гоненье,
Еще я долго буду петь...
Чтоб и мое степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.
1924