Принципиальное отличие процесса становления русского классицизма от французского состояло в том, что его создателям приходилось заниматься решением таких проблем, которые во Франции к началу XVII в. , т. е. к моменту установления там классицизма, были в основном решены. Для Буало в его «Поэтическом искусстве» отсчет времени начинается с поэзии Ф. Малерба. Представитель культуры блестящего века Людовика XIV, сознательно насаждавший утонченный вкус литературно образованной элиты, Буало далек от того демократизма, который проглядывал в теоретических рассуждениях его предшественников. Для него не представляется актуальным и тот патриотический пафос, которым пронизаны рассуждения Дю Белле о французском литературном языке. Теоретик русского классицизма Сумароков, следуя за Буало в вопросах регламентирования отдельных жанров, исходит из принципиально иных предпосылок в понимании функций литературы. Для Сумарокова и его современников создание новой литературы всегда осознавалось в неразрывной связи с решением конкретных практических проблем, в русле утверждения тех новых форм общественной жизни, которые установились в России в результате реформ Петра I. И соответственно, обращаясь к системе жанров, сложившейся в литературе русского классицизма к середине XVIII в. , мы ясно видим, что, внешне восприняв жанровую систему, прокламированную «Поэтическим искусством» Буало, она в то же время существенно от нее отличается. Трудами Ломоносова, Сумарокова, Кантемира и их последователей на русской почве создаются национальные традиции в области практически всех жанров классицизма. Но если в системе жанров французского классицизма XVII в. доминирующее место принадлежало драматическому роду – трагедии и комедии, то в русском классицизме жанровая доминанта смещается в область сатиры и лирики. Это определялось тем пафосом просветительской устремленности, который составлял основу содержания литературы русского классицизма. Как справедливо было подчеркнуто Д. Д. Благим, «то, что новая русская литература в лице Кантемира-сатирика родилась в политической колыбели, было в высшей степени знаменательным, с самого начала свидетельствовало об ее боевом наступательном духе, общественном, гражданском пафосе» . В равной степени это высказывание может относиться и к жанру торжественной оды, воплощавшей своей патетикой общий дух созидания, заданный петровскими преобразованиями. Прославлением Петра I была пронизана вся русская общественно-идеологическая мысль 1740–1750-х гг. Это особое значение торжественной панегирической лирики среди остальных жанров русского классицизма, утверждавшееся благодаря одам Ломоносова, сохраняется в 1770–1780-е гг. , когда традиции, начатые Ломоносовым, продолжил и творчески развил в новых исторических условиях Державин. Немалую роль в смещении жанровой доминанты в художественной системе русского классицизма сыграло и качественно иное отношение наших авторов к традициям национальной культуры предшествовавших периодов, в частности к национальному фольклору. Теоретический кодекс французского классицизма – «Поэтическое искусство» Буало демонстрирует резко враждебное отношение ко всему, что так или иначе имело связь с искусством народных масс. В нападках на театр Табарена Буало отрицает традиции народного фарса, находя следы этой традиции у Мольера. Не нашлось места в трактате Буало и для характеристики такого литературного жанра, как басня, тесно связанного с традициями демократической культуры народных масс. Русский классицизм не чуждался национального фольклора. Наоборот, в восприятии традиций народной поэтической культуры в определенных жанрах он находил стимулы для своего обогащения. Еще у истоков нового направления, предпринимая реформу русского стихосложения, Тредиаковский прямо ссылается на песни простого народа как на образец, которому он следовал в установлении своих правил. Дальше можете почитать, перейдя по ссылке
А.Н. Гоголь – автор многих прекрасных произведений, среди которых числится поэма Мертвые души. Первоначально поэма состояла из двух томов, но впоследствии один том был утерян. Первая глава начинается так: В город N въехала небольшая бричка… В бричке сидит господин, именовавшийся Павлом Ивановичем Чичиковым – помещик и коллежский советник. Очень скоро он начинает осуществлять визиты всем городским сановникам, умея при этом польстить каждому. Благодаря своей лести он оказывается, приглашен на бал к губернатору. На балу Чичиков знакомится с другими представителями высшего общества города N, в том числе и с учтивым помещиком Маниловым, неуклюжим Собакевичем и другими. Очаровывая их, наш герой, прежде всего, интересуется наличием у помещиков крестьянских душ. Вскоре он оказывается приглашенным и к помещикам. Во второй главе поэмы Мертвые души Чичиков начинает осуществлять свои планы – скупку мертвых душ, а именно – документов на них. Первым, к кому наведывается с этой целью Чичиков, оказывается Манилов. На Чичикова он производит впечатление человека, живущего в мечтах, лишенных почвы: он мечтает прорыть подземный ход к дому, а через пруд построить каменный мост с лавками. Мечтательность отражается и на ведении хозяйства – хозяйство, в общем-то, никак и не ведется, все происходит само собой. Даже не вопрос Чичикова о том, что много ли умерло за последние годы крестьян, Манилов не может даже сказать приблизительно. А желание Чичикова приобрести мертвые души вызывает его изумление. Однако, он соглашается, узнав, что все законно. В четвертой главе Чичиков в трактире встречается с Ноздревым, на первый взгляд общительным и жизнелюбивым помещиком. Но вскоре становится ясно, что всякое знакомство с ним заканчивается дракой, Чичиков с Ноздревым ссорятся тоже. Наш герой понимает, что его приезд сюда напрасен – даже за нежелание играть в карты Ноздрев требует, чтобы слуги схватили и поколотили Чичикова. Но как же живет этот помещик? Все, что зарабатывается в его владениях, он проигрывает в пух и прах на картах. При этом он – отчаянный лгун: в пруду у него рыбы размером с ладонь, а зайцев в полях столько, что недавно он одного за уши поймал. Автор Мертвых душ говорит про Ноздрева: Ноздрев еще долго не выведется из мира, он везде между нами. В последующих главах повествуется о посещении Чичиковым поместий Собакевича, Коробочки, Плюшкина. К Настасье Петровне Коробочке Чичиков попадает случайно, сбившись с пути. Она – довольно заботливая хозяйка, но Чичиков ее именует дубинноголовой, злится, теряет терпение, но мертвые души покупает, тем более что для нее это всего лишь товар. В поместье Собакевича он встречается с грубым, низменным хозяином, которого волнует только пропитание. В тоже время Собакевич – практичный хозяин, ему даже приходит в голову расхваливать этот своеобразный товар. Последним помещиком, которого посещает Чичиков, оказывается Плюшкин. Не то баба, не то мужик - говорит про него Павел Иванович. А суть его жизни – скупость, переходящая все границы. В доме лежат везде сургучики, перышки, зубочистки, ржавые ведра – все, что видит, хозяин несет в дом. Н.В.Гоголь назвал этого героя прорехой на человечестве. Однако, каков же сам Чичиков? Он – сын обеднявшего помещика, с детства усвоил одно: Береги копейку, она то тебя никогда не предаст. Этим и занимается Чичиков всю жизнь. И ради этого он посещает город N, где–то проведав, что попечительный совет скупает крестьянские души, не интересуясь, живы ли крестьяне – были бы документы на их наличие, Павел Иванович собирается продать этому учреждению несколько сот мертвых душ. Именно об этом повествует нам Н.В.Гоголь в поэме Мертвые души.
Теоретик русского классицизма Сумароков, следуя за Буало в вопросах регламентирования отдельных жанров, исходит из принципиально иных предпосылок в понимании функций литературы. Для Сумарокова и его современников создание новой литературы всегда осознавалось в неразрывной связи с решением конкретных практических проблем, в русле утверждения тех новых форм общественной жизни, которые установились в России в результате реформ Петра I.
И соответственно, обращаясь к системе жанров, сложившейся в литературе русского классицизма к середине XVIII в. , мы ясно видим, что, внешне восприняв жанровую систему, прокламированную «Поэтическим искусством» Буало, она в то же время существенно от нее отличается. Трудами Ломоносова, Сумарокова, Кантемира и их последователей на русской почве создаются национальные традиции в области практически всех жанров классицизма. Но если в системе жанров французского классицизма XVII в. доминирующее место принадлежало драматическому роду – трагедии и комедии, то в русском классицизме жанровая доминанта смещается в область сатиры и лирики. Это определялось тем пафосом просветительской устремленности, который составлял основу содержания литературы русского классицизма. Как справедливо было подчеркнуто Д. Д. Благим, «то, что новая русская литература в лице Кантемира-сатирика родилась в политической колыбели, было в высшей степени знаменательным, с самого начала свидетельствовало об ее боевом наступательном духе, общественном, гражданском пафосе» .
В равной степени это высказывание может относиться и к жанру торжественной оды, воплощавшей своей патетикой общий дух созидания, заданный петровскими преобразованиями. Прославлением Петра I была пронизана вся русская общественно-идеологическая мысль 1740–1750-х гг. Это особое значение торжественной панегирической лирики среди остальных жанров русского классицизма, утверждавшееся благодаря одам Ломоносова, сохраняется в 1770–1780-е гг. , когда традиции, начатые Ломоносовым, продолжил и творчески развил в новых исторических условиях Державин.
Немалую роль в смещении жанровой доминанты в художественной системе русского классицизма сыграло и качественно иное отношение наших авторов к традициям национальной культуры предшествовавших периодов, в частности к национальному фольклору. Теоретический кодекс французского классицизма – «Поэтическое искусство» Буало демонстрирует резко враждебное отношение ко всему, что так или иначе имело связь с искусством народных масс. В нападках на театр Табарена Буало отрицает традиции народного фарса, находя следы этой традиции у Мольера. Не нашлось места в трактате Буало и для характеристики такого литературного жанра, как басня, тесно связанного с традициями демократической культуры народных масс.
Русский классицизм не чуждался национального фольклора. Наоборот, в восприятии традиций народной поэтической культуры в определенных жанрах он находил стимулы для своего обогащения. Еще у истоков нового направления, предпринимая реформу русского стихосложения, Тредиаковский прямо ссылается на песни простого народа как на образец, которому он следовал в установлении своих правил.
Дальше можете почитать, перейдя по ссылке
Источник:http://fictionbook.ru/author/kollektiv_avtorov/drevnerusskaya_literatura_literatura_xviii_veka/read_online.html?page=45