С.Я. Маршак. Старушка пошла продавать молоко. Деревня от рынка была далеко. Устала старушка и, кончив дела, У самой дороги вздремнуть прилегла. К старушке веселый щенок подошел, За юбку схватил и порвал ей подол. Погода была в это время свежа. Старушка проснулась, от стужи дрожа. Проснулась старушка и стала искать Домашние туфли, свечу и кровать. Но, порванной юбки ощупав края, Сказала: «Ах, батюшки, это не я! Пойду-ка домой. Если я — это я, Меня не укусит собака моя. Она меня встретит, визжа, у ворот, А если не я — на куски разорвет» . В окно постучала старушка чуть свет, Залаяла громко собака в ответ. Старушка присела сама не своя И тихо сказала: «Ну, значит, — не я!»
Скромный чиновник Акакий Акакиевич Башмачкин живёт в морозном Петербурге и терпит издевательства сослуживцев. Единственная его отрада — мечта о новой шинели: он предвкушает обновку, живёт в мыслях о ней и наконец тратит на шинель почти все свои деньги. Но его радость оказывается недолгой. Однажды «какие-то люди с усами» снимают с Башмачкина на улице новую шинель, а крупный полицейский чиновник («значительное лицо») отказывается бедняге и грубо его отчитывает. Башмачкин не выдерживает удара и умирает, а после смерти становится привидением, преследующим зажиточных петербуржцев и срывающим с них шинели и шубы.
Старушка пошла продавать молоко.
Деревня от рынка была далеко.
Устала старушка и, кончив дела,
У самой дороги вздремнуть прилегла.
К старушке веселый щенок подошел,
За юбку схватил и порвал ей подол.
Погода была в это время свежа.
Старушка проснулась, от стужи дрожа.
Проснулась старушка и стала искать
Домашние туфли, свечу и кровать.
Но, порванной юбки ощупав края,
Сказала: «Ах, батюшки, это не я!
Пойду-ка домой.
Если я — это я,
Меня не укусит собака моя.
Она меня встретит, визжа, у ворот,
А если не я — на куски разорвет» .
В окно постучала старушка чуть свет,
Залаяла громко собака в ответ.
Старушка присела сама не своя
И тихо сказала: «Ну, значит, — не я!»
Скромный чиновник Акакий Акакиевич Башмачкин живёт в морозном Петербурге и терпит издевательства сослуживцев. Единственная его отрада — мечта о новой шинели: он предвкушает обновку, живёт в мыслях о ней и наконец тратит на шинель почти все свои деньги. Но его радость оказывается недолгой. Однажды «какие-то люди с усами» снимают с Башмачкина на улице новую шинель, а крупный полицейский чиновник («значительное лицо») отказывается бедняге и грубо его отчитывает. Башмачкин не выдерживает удара и умирает, а после смерти становится привидением, преследующим зажиточных петербуржцев и срывающим с них шинели и шубы.