Начало двадцатого века ознаменовалось огромными изменениями в человеческом сознании, появилось предчувствие близкой катастрофы (которое впоследствии вполне оправдалось), в искусстве возникли новые жанры и направления, писателей стали интересовать не столько социальные проблемы, сколько «вечные».
Новое направление — символизм — поставило своей задачей передачу неких духовных реалий через символы. Конечно, пьесу Горького нельзя отнести к этому направлению, но первая же фраза, описывающая декорации — «Подвал, похожий на пещеру» — переносит нас в другую действительность. У пьесы как бы два плана — социальный и философский, символический.
Каковы же эти люди, живущие в этом подвале? Какова их жизнь? Надеются ли они на что-нибудь?
Подвал, пещера, дно — это обозначения целого мира со своими законами, с соответствующим наследием, мира, который является отражением «верхней вселенной». Все обитатели дна откуда-то «упали», все они «бывшие»: бывший актер, бывший работник телеграфа, бывший скорняк… жизнь бросила их на самое дно, им больше нечего делать, кроме как пить, петь тюремные песни, играть в карты. Только один раз в декорациях на протяжении всей пьесы вместо подвала-пещеры появляется пустырь: «засоренное разным хламом и заросшее бурьяном место». У большинства персонажей даже нет имен, одни клички (в списке действующих лиц последними стоят «несколько босяков без имен и речей») — Пепел, Клещ, Актер, Кривой, Татарин… Утрата имени — утрата личности; те, кто еще не до конца опустился, помнят свои имена (известно имя Актера — Константин и даже его сценический псевдоним — Сверчков — Заволжский). Сатин занимает какую-то промежуточную позицию. Мы не знаем, что значит это слово — не то фамилия, не то кличка, не то что-то производное от «сатаны».
Начало двадцатого века ознаменовалось огромными изменениями в человеческом сознании, появилось предчувствие близкой катастрофы (которое впоследствии вполне оправдалось), в искусстве возникли новые жанры и направления, писателей стали интересовать не столько социальные проблемы, сколько «вечные».
Новое направление — символизм — поставило своей задачей передачу неких духовных реалий через символы. Конечно, пьесу Горького нельзя отнести к этому направлению, но первая же фраза, описывающая декорации — «Подвал, похожий на пещеру» — переносит нас в другую действительность. У пьесы как бы два плана — социальный и философский, символический.
Каковы же эти люди, живущие в этом подвале? Какова их жизнь? Надеются ли они на что-нибудь?
Подвал, пещера, дно — это обозначения целого мира со своими законами, с соответствующим наследием, мира, который является отражением «верхней вселенной». Все обитатели дна откуда-то «упали», все они «бывшие»: бывший актер, бывший работник телеграфа, бывший скорняк… жизнь бросила их на самое дно, им больше нечего делать, кроме как пить, петь тюремные песни, играть в карты. Только один раз в декорациях на протяжении всей пьесы вместо подвала-пещеры появляется пустырь: «засоренное разным хламом и заросшее бурьяном место». У большинства персонажей даже нет имен, одни клички (в списке действующих лиц последними стоят «несколько босяков без имен и речей») — Пепел, Клещ, Актер, Кривой, Татарин… Утрата имени — утрата личности; те, кто еще не до конца опустился, помнят свои имена (известно имя Актера — Константин и даже его сценический псевдоним — Сверчков — Заволжский). Сатин занимает какую-то промежуточную позицию. Мы не знаем, что значит это слово — не то фамилия, не то кличка, не то что-то производное от «сатаны».