Так объезжающий дворянские усадьбы чичиков дал возможность нарисовать картину провинциально-помещьечей жизни крепостной россии: быт типичных представителей сословия помещиков, круг их умственных и нравственных интересов. коробочка – небогатая крохоборная помещица, владелица восьмидесяти душ крепостных, которая живет, как будто в скорлупе, отдельно от остального мира. живет она в довольстве, но вместе с тем вечно плачется то на неурожаи, то на смерть крестьян и убытки. коробочка бережлива и умеет набирать понемногу денег – целковиков, полтинничков, четвертачков, и прятать их в мешочках по (собственно говоря, на то она и коробочка) . гоголь подчеркивает типичность этого образа, попутно давая характеристику настасьи петровны, из которой мы узнаем о её непомерном корыстолюбии и жадности. далее следует интерьер комнат, которые предстают пред читателем скромными и достаточно старыми, зато с большим количеством картин «с какими-то птицами» . старенькие полосатые обои, хрипящие и шипящие часы, зеркала с темными рамками – все это носит отпечаток характера самой хозяйки – все берегущей и собирающей. а вот пейзаж двора усадьбы представляет собой изобилие птицы и другой « твари» , как отметил чичиков.» избы, которые хотя и были выстроены врассыпную и не заключены в правильные улицы» показали приезжему довольство жителей и то, что у ней (у коробочки) деревушка не маленька» . хозяйка продает и мед, и пеньку, и муку, и птичьи перья. угощая «покупщика» чичикова, коробочка потчует его такими яствами патриархальной деревенской кухни, что в ее благосостоянии никак нельзя усомниться. из разговора настасьи петровны с чичиковым явно проступает ограниченность ее интересов и отсутствие умения быстро мыслить. чичиков недаром про себя обзывает ее «дубинноголовой» и «крепколобой» . вначале она не может понять, что от нее требуется, а потом, со свойственным ей недоверием и стремлением к выгоде, еще долго прикидывает всяческие возможности. таким образом, коробочка – это обобщенный образ бережливых, а следовательно и живущих в довольстве, вдов-помещиц, туго соображающих, но умеющих не упустить свою выгоду. вот!
По мере того как все больше раскрывается облик Шакро («Мой спутник») , заметно меняется и характер лирико-публицистических отступлений. Сначала они имеют самое посредственное отношение лишь к данному человеку, поясняя и оценивая его поступки и высказывания: «Он меня порабощал, я ему поддавался и изучал его, следил за каждой дрожью его физиономии, пытаясь представить себе, где и на чем он остановится в этом процессе захвата чужой личности. Он же чувствовал себя прекрасно, пел, спал и подсмеивался надо мной, когда ему этого хотелось» (Г, 1,130). Но постепенно смысловое наполнение этих отступлений приобретает заметно иной оттенок, они теряют свою конкретную направленность и возвышаются до широких обобщений. Автор говорит теперь не о спутнике по имени Шакро, а о спутнике, символизирующем все отрицательное и злое в человеке, то животно-стихийное начало, которое находится во вражде с разумом и подчас порабощает его: «Он крепко спал, а я сидел рядом с ним и смотрел на него. Во сне даже сильный человек кажется беззащитным и бес , — Шакро был жалок. Толстые губы, вместе с поднятыми бровями, делали его лицо детским, робко удивленным <…> Я смотрел на Шакро и думал: „Это мой спутник …Я могу бросить его здесь, но не могу уйти от него, ибо имя ему — легион… Это спутник всей моей жизни… он до гроба проводит меня» (Г, 1, 133). Героя рассказа «Мой спутник» не мучают никакие «вечные» проблемы, он считает, что жизнь, такая, какая она есть, в общем-то, вполне законна и справедлива. И в этом смысле он фигура не очень характерная для горьковских рассказов, в которых повествуется обычно о человеке «беспокойном» , ищущем, не удовлетворенном ни собой, ни окружающими людьми. Чаще всего это бродяга, «перекати-поле» , порвавший и семейные, и общественные связи. Но есть среди персонажей Горького и люди оседлые, состоятельные и, тем не менее, тоже лишенные покоя и живущие как бы в ожидании какой-то неотвратимой катастрофы. Все рассказы Горького 1890-х годов написаны с позиции человека, ненавидящего жизнь «нормальных» людей, сломленных или примирившихся с существующими условиями. Почти в каждом из этих рассказов можно найти такого героя, который уже объявил «войну будничной жизни» или находится накануне этого объявления. Все эти герои на вопрос, что побудило их к бродяжничеству, отвечают примерно одинаково — говорят о тоске, разъедающей душу, о скуке жизни. «Это самое мерзостное настроение из всех, человека уродующих, — утверждает герой .
