На первый взгляд, удалой купец Степан Калашников погиб зазря. Он не творил никакого преступления, кроме мести. Он победил в честном бою, давая противнику возможность защититься. Более того, у него была возможность оправдаться перед царем: стоило только открыть Ивану Грозному глаза на распутство Кирибеевича. Да что уж там, расскажи Калашников царю о негодном поступке его любимца, голову рубили бы не купцу, а опричнику!
Но Степан так не сделал. Почему? Потому что, во первых, мстил он не за себя, а за жену. Огласка бы только усугубила положение Алены Дмитриевны, увеличила бы ее позор. К тому же, посрамлен был бы и сам купец, мол, "не сумел с обидчиком сам на сам разобраться, сразу жаловаться пошел". Но был в поступках Калашникова еще один мотив. В его смирении перед гневом царя, в его признании своей вины скрыта мысль: "преступление должно понести кару". Негодяй Кирибеевич свою кару понес - вот он лежит на снегу. Но и на Калашникове лежит теперь грех. Лишить жизни человека, даже самого подлого, не имеет права никто. Степан всем своим поведением доказывает эту истину, исполняет ее до конца, чем заслуживает милость царя и наше безграничное уважение.
Жаль, ужасно жаль удалого купца Калашникова. Хотелось бы, чтоб его помиловали, чтоб он вернулся к любимой жене и детям, выполнив свой мужеский долг. Но остался бы он собой? Смог бы жить с пятном убийства на душе? Казнь, лишив его жизни, одновременно его, очистила от смерти, вернула покой. С этой точки зрения, смерь Калашникова не напрасна. Она - лучшее, что с ним могло случиться.
На первый взгляд, удалой купец Степан Калашников погиб зазря. Он не творил никакого преступления, кроме мести. Он победил в честном бою, давая противнику возможность защититься. Более того, у него была возможность оправдаться перед царем: стоило только открыть Ивану Грозному глаза на распутство Кирибеевича. Да что уж там, расскажи Калашников царю о негодном поступке его любимца, голову рубили бы не купцу, а опричнику!
Но Степан так не сделал. Почему? Потому что, во первых, мстил он не за себя, а за жену. Огласка бы только усугубила положение Алены Дмитриевны, увеличила бы ее позор. К тому же, посрамлен был бы и сам купец, мол, "не сумел с обидчиком сам на сам разобраться, сразу жаловаться пошел". Но был в поступках Калашникова еще один мотив. В его смирении перед гневом царя, в его признании своей вины скрыта мысль: "преступление должно понести кару". Негодяй Кирибеевич свою кару понес - вот он лежит на снегу. Но и на Калашникове лежит теперь грех. Лишить жизни человека, даже самого подлого, не имеет права никто. Степан всем своим поведением доказывает эту истину, исполняет ее до конца, чем заслуживает милость царя и наше безграничное уважение.
Жаль, ужасно жаль удалого купца Калашникова. Хотелось бы, чтоб его помиловали, чтоб он вернулся к любимой жене и детям, выполнив свой мужеский долг. Но остался бы он собой? Смог бы жить с пятном убийства на душе? Казнь, лишив его жизни, одновременно его, очистила от смерти, вернула покой. С этой точки зрения, смерь Калашникова не напрасна. Она - лучшее, что с ним могло случиться.