Наш вопрос о связи симметрии «Евгения Онегина» и его смысла следует понимать не буквально, что такие-то симметрические перестановки так-то сказываются на сущности сказанного. Поставленный вопрос, скорее, призван указать тот ракурс, в котором «роман в стихах» должен обнаружить скрытый смысл, заложенный в него с самого начала.
Действительно, роман создавался Пушкиным в течение семи лет и издавался отдельными главами, по мере написания, без возможности их последующей коррекции, так что все виды симметрии, имеющиеся в нем, можно было реализовать, лишь с самого начала имея их в виду. Если бы у поэта не было изначально оформленной мысли относительно структуры романа, то сейчас перед нами предстояло совсем иное произведение, по иному организованное. А раз так, то он с самого начала если и не знал наверняка, то должен был хотя бы приблизительно предполагать смысл этого конца и его связь с началом. Но тогда у него с самых первых строк должна была быть некоторая идея, которую он и пытался высказать. Ведь написал же он в восьмой главе (строфа L – конец романа!): «И даль свободного романа / Я сквозь магический кристалл / Еще не ясно различал», т.е. хотя и «не ясно», но все же «различал».
Иными словами, построение романа с определенной симметрией в течение долгих лет возможно лишь при наличии исходного стремления так его создавать, что, в свою очередь, отсылает к наличию некоторой вполне определенной мысли автора относительно общего его содержания. Эта мысль, очевидно, теснейшим образом связана с желанием Пушкина создать произведение таким образом, чтобы симметрия играла в нем важную роль, возможно даже – роль каркаса, который, однако, не является смысловым каркасом, но представляет собой опору, несущую на себе смысл. Здесь можно вспомнить совершенно справедливое утверждение Н.В. Драгомирецкой, что чувство целого является одним из моментов, который лежит в основе пушкинского построения романа. При прочтении романа «Евгений Онегин» первое, что бросается в глаза, это его симметричность. Например, роман начинается появлением персонажа Онегина и им же заканчивается; до первой встречи с Татьяной наш герой пытается читать книги, и даже самостоятельно писать, и после встречи с ней через несколько лет разлуки он опять принимается за книги; в первой встрече Татьяна идет к Онегину, в последней – от него (этот момент удачно отмечен у Н.В. Драгомирецкой ). Создается впечатление зеркальной симметричности произведения относительно некоторого события, которым, судя по всему, является дуэль, поскольку именно после нее вся ситуация коренным образом меняется для всех участников повествования. Отметим, что на этот счет имеются и иные мнения. Например В.Н. Маркович осью симметрии романа считает сон Татьяны . Но в любом случае, раз уж симметрия так глубоко внедрена поэтом в этот «свободный роман», что его структура сильно ей подчинена, то возникает вопрос, а не является ли она не просто удобным расположения сюжетов, но, может, в ней существенным образом отображается некоторая важная мысль автора?
Действительно, роман создавался Пушкиным в течение семи лет и издавался отдельными главами, по мере написания, без возможности их последующей коррекции, так что все виды симметрии, имеющиеся в нем, можно было реализовать, лишь с самого начала имея их в виду. Если бы у поэта не было изначально оформленной мысли относительно структуры романа, то сейчас перед нами предстояло совсем иное произведение, по иному организованное. А раз так, то он с самого начала если и не знал наверняка, то должен был хотя бы приблизительно предполагать смысл этого конца и его связь с началом. Но тогда у него с самых первых строк должна была быть некоторая идея, которую он и пытался высказать. Ведь написал же он в восьмой главе (строфа L – конец романа!): «И даль свободного романа / Я сквозь магический кристалл / Еще не ясно различал», т.е. хотя и «не ясно», но все же «различал».
Иными словами, построение романа с определенной симметрией в течение долгих лет возможно лишь при наличии исходного стремления так его создавать, что, в свою очередь, отсылает к наличию некоторой вполне определенной мысли автора относительно общего его содержания. Эта мысль, очевидно, теснейшим образом связана с желанием Пушкина создать произведение таким образом, чтобы симметрия играла в нем важную роль, возможно даже – роль каркаса, который, однако, не является смысловым каркасом, но представляет собой опору, несущую на себе смысл. Здесь можно вспомнить совершенно справедливое утверждение Н.В. Драгомирецкой, что чувство целого является одним из моментов, который лежит в основе пушкинского построения романа. При прочтении романа «Евгений Онегин» первое, что бросается в глаза, это его симметричность. Например, роман начинается появлением персонажа Онегина и им же заканчивается; до первой встречи с Татьяной наш герой пытается читать книги, и даже самостоятельно писать, и после встречи с ней через несколько лет разлуки он опять принимается за книги; в первой встрече Татьяна идет к Онегину, в последней – от него (этот момент удачно отмечен у Н.В. Драгомирецкой ). Создается впечатление зеркальной симметричности произведения относительно некоторого события, которым, судя по всему, является дуэль, поскольку именно после нее вся ситуация коренным образом меняется для всех участников повествования. Отметим, что на этот счет имеются и иные мнения. Например В.Н. Маркович осью симметрии романа считает сон Татьяны . Но в любом случае, раз уж симметрия так глубоко внедрена поэтом в этот «свободный роман», что его структура сильно ей подчинена, то возникает вопрос, а не является ли она не просто удобным расположения сюжетов, но, может, в ней существенным образом отображается некоторая важная мысль автора?