Тим таллер или проданный смех. посмотри фильм в интернете. и фильм и рассказ тупые.весёлый мальчик тим таллер продал свой смех хмурому миллионеру. сам стал хмурым и богатым, и долго добивался вернуть свой смех.джеймс крюс тим талер, или проданный смехдорогие маленькие и большие читатели! в этой книге говорится про смех и про деньги. смех объединяет людей всего мира. и в московском метро, и в нью-йоркском смеются точно так же, как в парижском. остроумной шутке так же весело улыбнутся в токио, каире и праге, как в мадриде, копенгагене и стокгольме. к настоящим богатствам, таким, как счастье, мир, человечность, деньги никакого отношения не имеют. а вот смех имеет, да ещё какое! когда кто-нибудь вот так, как в этой книге, променяет свой смех на деньги, это печально. ведь это значит, что он променял настоящее богатство на фальшивое — счастье на роскошь, и пожертвовал свободой, которую дарит нам смех. смейтесь, дорогие читатели, над теми, кто считает, что всё на свете продаётся за деньги, и их оружие заржавеет и придёт в негодность! а теперь запаситесь вниманием и терпением, и вы узнаете, какой трудный, запутанный и горький путь прошёл один мальчик — звали его тим талер, прежде чем понял, как дорог смех и даже самая обыкновенная улыбка. джеймс крюс.эту рассказал мне один человек лет пятидесяти; я познакомился с ним в лейпциге, в типографии, куда он так же, как и я, заходил узнавать, подвигается ли дело с печатанием его книги. (речь в этой книге, если не ошибаюсь, шла о кукольном театре. ) человек этот поразил меня тем, что, несмотря на свой возраст, смеялся так сердечно и заразительно, словно десятилетний мальчик. кто был этот человек, я могу только догадываться. и рассказчик, и время действия, и многое другое в этой так и осталось для меня загадкой. (впрочем, судя по некоторым приметам, главные её события развернулись около 1930 года. ) мне хотелось бы упомянуть, что записывал я эту в перерывах между работой на оборотной стороне бракованных гранок — длинных-предлинных листов второсортной бумаги. потому и книга разделена не на главы, а на «листы» , но листы эти, собственно говоря, и есть не что иное, как главы. и ещё одно . хотя в этой книге говорится про смех, смеяться читателю придётся не так уж часто. но, пробираясь её путями сквозь темноту, он будет, сколько бы ни кружил, всё ближе и ближе подходить к свету.
Васiль быкаў незагойная рана мiнаюць часiны - знiкаюць руiны, злятаюць з палёў груганы. i толькi ў сэрцах , не сцiхаюць незагойныя раны вайны. мiхась васiлёк буяе над абшарамi сцюдзёны асеннi вецер, змятае пад прызбы пажоўклае лiсце, гайдае мокрае галлё ў садку. гарэзным свавольнiкам выскаквае ён з-за вуглоў на цесны панадворак, цярэбiць саламяную страху хлеўчука, нiбы дурэючы, тузае па тэклiнай спiне блытаныя махры яе хусткi. ад ветру i холаду ў старой макрэюць запалыя вочы, яна раз-пораз выпростваецца i, прыставiўшы да чурбана выслiзганае тапарышча, ражком хусткi выцiрае слёзы. потым яна стомлена ўздыхае i акiдвае позiркам тыя некалькi паленцаў, што ўжо адсечаны ад жардзiны. жанчына вельмi стамiлася, а насекла столькi, што не хопiць i разу прапалiць у печы. спачыўшы з хвiлiну i аддыхаўшыся, яна зноў прыступае нагой на тую жардзiну i ўзмахвае вышчарбленай сякерай. над пустым бульбянiшчам тэклiнага агароду, над недалёкiм выганам i дарогай, што, узбегшы на ўзгорак, хаваецца ў шэрай далечы, марудна паўзе восеньскi адвячорак. некуды спяшаюцца iмклiвыя пакудлачаныя хмары ў небе, за хатамi ў вёсцы трывожна бляе авечка i недзе разважна гяргечуць гусi. тэкля сячэ, адпачывае ў кароткiх перапынках i ўвесь час азiрае дарогу. вiдаць па ўсiм, што яна кагосьцi чакае, i гэтае чаканне адбiткам тугi i надзеi свецiцца ў яе слязлiвых вачах. нарэшце на пагорку з'яўляецца iмклiвая постаць веласiпедыста, i тэкля па нейкiх адной ёй вядомых прыкметах пазнае ў iм калгаснага пiсьманосца. веласiпедыст наблiжаецца абочынай дарогi, потым унiзе, пад пагоркам, злазiць з машыны, выводзiць яе з калдобiн i зноў сядае, локцем адкiнуўшы на спiну цяжкую сваю сумку. па меры яго наблiжэння старую ўсё больш ахоплiвае нецярплiвасць. яна кладзе сякеру i з незагароджанага двара выходзiць на гразкую вулiцу. рукi яе неспакойна блукаюць па грудзях, без патрэбы абмацваюць свiтку, твар зморшчыўся ў пак