XX век принёс нашей стране и всему миру немало бед, пролитых слёз и крови. Война ворвалась в мирную жизнь и оставила неизгладимый след во всех отраслях человеческой деятельности. До сих пор остаются нерешенными вопросы “Можно ли было предотвратить войну?” и “Кто мог это сделать?”
Глава "Литература периода Великой Отечественной войны" в академической истории русской советской литературы начиналась так: "Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Мирная созидательная деятельность советского народа была прервана. По призыву партии и правительства вся страна поднялась на борьбу с фашисткой агрессией, сплотилась в единый боевой лагерь. В развитии нашей литературы, как и в жизни всего советского народа, Отечественная война составила новый исторический период. Отвечая требованиям времени, литература перестроилась на военный лад."
Давно сформировавшиеся стереотипы часто воспринимаются как неопровержимые истины. Вроде бы так оно и было. А на самом деле так всё было куда сложнее. Уже хотя бы потому, что внезапность, которая выдвигалась Сталиным как главная причина наших тяжких поражений первого года войны, была весьма относительной.
Внезапной была не война сама по себе, а наша неготовность к ним, сложившаяся по вине партийных руководителей. Во второй половине тридцатых годов неотвратимо надвигавшаяся война стала осознаваться многими исторической реальностью, едва ли не главной темой тогдашней пропаганды. Предчувствие войны породило большой массив так называемой "оборонной" литературы. Вот строки из стихов молодых поэтов той поры: "Нам лечь, где лечь, И там не встать, где лечь" (П. Коган); "Военный год стучится в двери Моей страны. Он входит в дверь" (М. Кульчицкий); "Слышишь как порохом пахнуть стали Передовые статьи и стихи!" (К. Симонов); "А если скажет нам война: "Пора" – Отложим недописанные книги..." (Б. Смоленский). Молодые поэты того времени с особой остротой чувствовали "далекий грохот, подпочвенный, неясный гуд" приближающейся войны, они видели в военном противоборстве с фашизмом историческую миссию своего поколения.
Необходимо уточнить, что в рамках этой "оборонной" темы сразу же наметились два противоположных подхода, который трансформировались и видоизменялись. Они давали себя знать и вовремя войны, и долгие годы после Победы, создавая поле высокого идеологического и эстетического напряжения. "На чужой территории", "малой кровью", "могучим молниеносным ударом", "и в воде мы не утоним, и в огне мы не сгорим" - это стало браворным лейтмотивом выходивших романов и повестей, об этом снимали кино, декламировали и пели по радио, записывали на грампластинках. Среди подобных произведений выступили повесть Н. Шпанова "Первый удар" и роман П. Павленко "На востоке", кинофильм "Послезавтра война", где в считанные дни, если не часы, наш потенциальный противник терпел сокрушительное поражение, государство и армия агрессора разваливались как карточный домик.
Необходимо уточнить, что шапкозакидательство возникло не по инициативе художников – пусть и тех, кто готов на всё, - оно было порождено сталинской военно-политической доктриной, которая привела к позорным поражениям, поставила страну на край гибели, за нее пришлось расплачиваться миллионами загубленных человеческих жизней.
Известно, что Чехов предпочитал рисовать портеры своих героев через быт, которых их окружает, через описание их образа жизни. Желая подчеркнуть неестественность и загнанность героя своего рассказа Беликова, Чехов использует столь близкий ему и его творчеству лаконизм Лаконизм Чехова в рассказе «Человек в футляре» Мы видим сущность и характер Беликова через те принципы, условности и правила, которые руководствует им каждый день. Основной идее Чехова было то, что именно заставило. Беликова вести футлярную жизнь, полную самоограничений и ограничение для других. Известная «сжатость» писателя в очередной раз оказалась наиболее выигрышным художественным приемом, с которого Чехову удалось раскрыть всю истинную глубину образа главного героя.
Глава "Литература периода Великой Отечественной войны" в академической истории русской советской литературы начиналась так: "Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Мирная созидательная деятельность советского народа была прервана. По призыву партии и правительства вся страна поднялась на борьбу с фашисткой агрессией, сплотилась в единый боевой лагерь. В развитии нашей литературы, как и в жизни всего советского народа, Отечественная война составила новый исторический период. Отвечая требованиям времени, литература перестроилась на военный лад."
Давно сформировавшиеся стереотипы часто воспринимаются как неопровержимые истины. Вроде бы так оно и было. А на самом деле так всё было куда сложнее. Уже хотя бы потому, что внезапность, которая выдвигалась Сталиным как главная причина наших тяжких поражений первого года войны, была весьма относительной.
Внезапной была не война сама по себе, а наша неготовность к ним, сложившаяся по вине партийных руководителей. Во второй половине тридцатых годов неотвратимо надвигавшаяся война стала осознаваться многими исторической реальностью, едва ли не главной темой тогдашней пропаганды. Предчувствие войны породило большой массив так называемой "оборонной" литературы. Вот строки из стихов молодых поэтов той поры: "Нам лечь, где лечь, И там не встать, где лечь" (П. Коган); "Военный год стучится в двери Моей страны. Он входит в дверь" (М. Кульчицкий); "Слышишь как порохом пахнуть стали Передовые статьи и стихи!" (К. Симонов); "А если скажет нам война: "Пора" – Отложим недописанные книги..." (Б. Смоленский). Молодые поэты того времени с особой остротой чувствовали "далекий грохот, подпочвенный, неясный гуд" приближающейся войны, они видели в военном противоборстве с фашизмом историческую миссию своего поколения.
Необходимо уточнить, что в рамках этой "оборонной" темы сразу же наметились два противоположных подхода, который трансформировались и видоизменялись. Они давали себя знать и вовремя войны, и долгие годы после Победы, создавая поле высокого идеологического и эстетического напряжения. "На чужой территории", "малой кровью", "могучим молниеносным ударом", "и в воде мы не утоним, и в огне мы не сгорим" - это стало браворным лейтмотивом выходивших романов и повестей, об этом снимали кино, декламировали и пели по радио, записывали на грампластинках. Среди подобных произведений выступили повесть Н. Шпанова "Первый удар" и роман П. Павленко "На востоке", кинофильм "Послезавтра война", где в считанные дни, если не часы, наш потенциальный противник терпел сокрушительное поражение, государство и армия агрессора разваливались как карточный домик.
Необходимо уточнить, что шапкозакидательство возникло не по инициативе художников – пусть и тех, кто готов на всё, - оно было порождено сталинской военно-политической доктриной, которая привела к позорным поражениям, поставила страну на край гибели, за нее пришлось расплачиваться миллионами загубленных человеческих жизней.
Лаконизм Чехова в рассказе «Человек в футляре»
Мы видим сущность и характер Беликова через те принципы, условности и правила, которые руководствует им каждый день. Основной идее Чехова было то, что именно заставило.
Беликова вести футлярную жизнь, полную самоограничений и ограничение для других. Известная «сжатость» писателя в очередной раз оказалась наиболее выигрышным художественным приемом, с которого Чехову удалось раскрыть всю истинную глубину образа главного героя.