Пьесе Гроза Островский показывает борьбу Катерины за
2.Кто в романе Отцы и дети отстаивают идеи нигилизма?
3.Кто в романе что делать является особенным человеком
4.кому в романе Преступление и наказание принадлежит знаменитая теория о делении людей на два разряда
что-то большое, черное и услыхал доносившиеся оттуда звуки флейты и барабана.Но это была какая-то другая, жесткая, нехорошая музыка.
Я из-за тумана стал различать много черных людей.
Позади их стояли барабанцик и флейтщик и не переставая повторяли все ту же неприятную, визгливую мелодию.
Я стал смотреть туда же и увидал посреди рядов что-то страшное.
Приближающееся ко мне был оголенный по пояс человек, привязанный к ружьям двух солдат, которые вели его.Дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу, наказываемый, под сыпавшимися с обеих сторон на него ударами, подвигался ко мне, то опрокидываясь назад – и тогда унтер-офицеры, ведшие его за ружья, толкали его вперед, то падая наперед – и тогда унтер-офицеры, удерживая его от падения, тянули его назад.
При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял какие-то одни и те же слова.
я видел, как стоявший против меня солдат решительно выступил шаг вперед и, со свистом взмахнув палкой, сильно шлепнул ею по спине татарина. Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и такой же удар упал на него с другой стороны, и опять с этой, и опять с той.
я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, неестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека.
Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося, корчившегося человека, и все так же били барабаны и свистела флейта
Всю дорогу в ушах у меня то била барабанная дробь и свистела флейта,
А между тем на сердце была почти физическая, доходившая до тошноты, тоска, такая, что я несколько раз останавливался, и мне казалось, что вот-вот меня вырвет всем тем ужасом, который вошел в меня от этого зрелища
погибших солдат, сотни сирот и семей без отцов, жуткие воспоминания людей. Да и нам, не видевшим войны, не до смеха.
С каждым годом мы все дальше и дальше уходим от военной поры. Но время не имеет власти над тем, что люди пережили в войну. Это было очень трудное время.
Война – это действительно страшное для всех нас слово! Но мне бы хотелось особое внимание уделить детям, которые жили в ту пору. Мы родились в счастливое время, войны не было, так что наше поколение в действительности не имеет представления, что это такое? Мы все от этого очень далеки, но сейчас большой выбор военной литературы, в которой все подробно написано о войне.
Я думаю, что тяжелей всех, на тот момент было детям. Ведь тогда их не воспринимали как детей, все были на равных. А ведь некоторым было по 5-6 лет. Война отучила этих детей плакать. Фашисты выстраивали детей отдельно, взрослых отдельно. От ужаса никто не плакал, смотрели на все стеклянными глазами. Они четко усвоили урок: заплачешь – расстреляют. Фашистские нелюди стреляли в детей ради забавы, чтобы посмотреть, как ребятишки в страхе разбегаются, или выбирали себе живую мишень, чтобы поупражняться в меткости. Ведь ребенок не может работать, пользы от него никакой, значит, можно убивать безнаказанно. Хотя в лагерях находилась работа и для детей. Например, выносить человеческий пепел из крематория и зашивать его в мешки, чтобы потом этим прахом удобрять землю. Заключенные в лагерях дети были донорами крови для немецких солдат. А как цинично их "сортировали" на пригодных и непригодных к работе. Вышел ростом, дотягиваешься до нарисованной на стене барака линии - будешь служить "великой Германии", ниже необходимой отметки – отправляйся в печь. И отчаянно тянулись вверх ребята, становились на носочки, казалось, обманут, останутся в живых, но беспощадной машине рейха малыши не нужны, она пустит их в топку, чтобы наращивать и наращивать обороты. Теряли родителей, братьев и сестер. Иногда напуганные дети по нескольку дней сидели рядом с холодными телами погибших матерей, ожидая решения своей участи. В лучшем случае их ждал советский детдом, в худшем – фашистские застенки.
Но многие боролись с фашизмом с оружием в руках, становясь сыновьями и дочерями полков.
Детство поглотила война, юность – послевоенная разруха и голод. Детей постоянно перебрасывали из одного детдома в другой. Именно эти дети во время войны восстанавливали разрушенное хозяйство, в 12 лет становясь у станков на заводах и фабриках, работая на стройках. Воспитанные трудом и доблестью, они рано взрослели, заменяя погибших родителей своим братьям и сестрам.