С первых страниц романа мы, читатели, попадаем в петербургские гостиные большого света и знакомимся со сливками этого общества: вельможами, сановниками, дипломатами, фрейлинами. Толстой срывает покровы внешнего блеска, утонченных манер с этих людей, и перед читателем предстает их духовное убожество, нравственная низость. В их поведении, в их взаимоотношениях нет ни простоты, ни добра, ни правды. Все неестественно, лицемерно в салоне А. П. Шерер. Все живое, будь то мысль или чувство, искренний порыв или злободневная острота, гаснет в бездушной обстановке. Вот почему естественность и открытость в поведении Пьера так напугали Шерер. Здесь привыкли к “приличьем стянутым маскам”, к маскараду. Князь Василий говорит лениво, как актер слова старой пьесы; сама хозяйка держится с искусственным энтузиазмом. Пьер почувствовал себя мальчиком в игрушечной лавке. Толстой сравнивает вечерний прием у Шерер с прядильной мастерской, в которой “веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели”. Но в этих мастерских решаются важные дела, плетутся государственные интриги, решаются личные проблемы, намечаются корыстные планы: подыскиваются места для неустроенных сынков вроде идиота Ипполита Курагина, намечаются выгодные партии для женитьбы или замужества. В этом свете, как рисует Толстой, “кипит вечная бесчеловечная вражда, борьба за блага бренные”. Вспомним искаженные лица “скорбной” Друбецкой и “благостного” князя Василия, когда они вдвоем вцепились в портфель с завещанием у постели умирающего графа Безухова. Семья Ростовых также представлена в романе широко, всеобъемлюще. Интересен и сам образ тетушки - графини Марьи Дмитриевны. Она всегда говорила по-русски, не признавая светских условностей; надо заметить, что французская речь в доме Ростовых звучит гораздо реже, чем в петербургской гостиной (или почти не звучит) . И то, как почтительно все встали перед ней, это отнюдь не фальшивый обряд вежливости перед "никому не нужной тетушкой" Шерер, а естественное желание выразить уважение почтенной даме. Какой чудный детский мир в доме Ростовых: жизнь чище и разговоры веселее. Как и в салоне Анны Павловны Шерер, мы слышим привычные светские сплетни. Но здесь новости как-то иначе переживаются. Вот как старик Ростов воспринимает рассказ о проделках долоховской компании: “Хороша фигура квартального! ”, — закричал граф, помирая со смеху”. Светские дамы в ответ восклицают: “Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф? ” Но уж такова сила непосредственности Ростова, что “дамы невольно сильно смеялись сами”. В семье Ростовых никто не руководствуется холодными соображениями: пусть чувство, непосредственное чувство радости и любви вырывается беспрепятственно наружу. Вот Николай Ростов возвращается с войны. Великолепны сцены охоты. Выехав всем семейством в усадьбу, Ростовы становятся такими же непосредственными и простодушными, как природа. Толстой с добродушной иронией показывает отношения старика Ростова и крепостных. Он несколько идеализирует отношения между барином и мужиком. Толстой отмечает в семье Ростовых равнодушие к длительным рассуждениям, раздумьям. Они живут чувством, а не умом. Это выражается и в восторженном, ребяческом поклонении Николая императору Александру, и в опрометчивости, импульсивности некоторых поступков Наташи, и в слишком легком отношении к жизни почти разоренного старого графа Ростова. Беды и горе, выпавшие на долю Ростовых, не озлобили их. Близость к народу и душевная порядочность составляют суть этой семьи
В 1547 году на Московском церковном соборе состоялась канонизация святых благоверных Петра и Февронии. После канонизации Московский митрополит Макарий поручил Ермолаю Прегрешному, известному русскому писателю и публицисту XVI века сделать литературную обработку устной легенды. Ермолай Прегрешный, более известный как Ермолай - Еразм, современник Ивана грозного, создал повесть "Повесть о Петре и Февронии" (полное оригинальное название "Повесть от житиа святых новых чюдотворець муромских, благовернаго и преподобнаго и достохвалнаго князя Петра, нареченнаго в иноческом чину Давида, и супруги его благоверныя и преподобныя и достохвалныя княгини Февронии, нареченныя в иноческом чину Еуфросинии"), которая является памятником древнерусской агиографической литературы XVI века. Повесть написана на старославянском языке и имеет несколько литературных переводов. Но эта удивительная история вдохновляет всё новых и новых авторов, писателей и поэтов, на создание литературных произведений, основанных на этом сюжете.
Благоверный князь Петр был вторым сыном Муромского князя Юрия Владимировича и младшим братом княжившего в г. Муроме благоверного князя Павла.
Однажды в семье Павла случилась несчастье - по наваждению дьявола к его супруге Марии стал летать змей. Женщина, уступившая демонской силе, обо всем поведала мужу. Князь Павел наказал супруге выведать у злодея тайну его смерти. Выяснилось, что погибель ему "суждена от Петрова плеча и Агрикова меча". Узнав об этом, брат Павла князь Петр тотчас решился убить насильника, положившись на Божию. Вскоре на молитве в храме открылось, где хранится Агриков меч, и, выследив змея, Петр убил его. Но перед смертью змей обрызгал князя ядовитой кровью, и тело его покрылось глубокими язвами.
Благоверный князь Петр был вторым сыном Муромского князя Юрия Владимировича и младшим братом княжившего в г. Муроме благоверного князя Павла.
Однажды в семье Павла случилась несчастье - по наваждению дьявола к его супруге Марии стал летать змей. Женщина, уступившая демонской силе, обо всем поведала мужу. Князь Павел наказал супруге выведать у злодея тайну его смерти. Выяснилось, что погибель ему "суждена от Петрова плеча и Агрикова меча". Узнав об этом, брат Павла князь Петр тотчас решился убить насильника, положившись на Божию. Вскоре на молитве в храме открылось, где хранится Агриков меч, и, выследив змея, Петр убил его. Но перед смертью змей обрызгал князя ядовитой кровью, и тело его покрылось глубокими язвами.