Михаил Булгаков — величайший мастер, умеющий показать человеческую душу с самых разных сторон. Видимо, он, как и Гоголь, не верит в то, что душа человеческая не воскреснуть, возродиться, и это ясно на примере романа “Мастер и Маргарита”, где главные герои обретают бессмертие, воскреснув из мертвых, только Берлиоз уходит в небытие. У Булгакова главный воскреситель — Воланд. Да, он может воскресить душу, может и, наоборот, погубить, ее. Вообще, Воланд в романе предстает перед нами, как дьявол наоборот, ведь хотя его призвание — губить души, он сделал это лишь с Берлиозом и, может быть с Майгелем. Особенно ярко описано воскресение души на балу. Эти люди давным-давно уже умерли, причем наверняка не без содействия самого Воланда, но каждый год, в полнолуние, они собираются на бал, который устраивает Воланд, воскресивший их, вероятно, потому, что они верили в некую философию, некую теорию. Видимо, в основе этой теории лежала идея загробной жизни, когда тело умирает, а душа остается жить. Воланд, впрочем, называет их доказательствами совсем другой теории. По его утверждениям Берлиоз всю жизнь исповедовал теорию, согласно которой после отрезания головы жизнь в теле прекращается, а душа уходит в небытие. Совершенно очевидно, что симпатии автора здесь не на стороне Берлиоза, впрочем, не на стороне Воланда тоже. Тут М. Булгаков выдвигает идею, что каждый получает по заслугам, во что верил — то и получишь, как это случилось с нанесенном великим мира сего, ощутил если не ужас, то страх. “Понеслись короткие, бессвязные и совсем необыкновенные мысли... “Погиб?”, потом “Погибли!”, и какая-то совсем нелепая среди них о каком-то бессмертии, долженствующем непременно быть, причем бессмертие вызвало нестерпимую тоску”. Он почувствовал это, осознал, что тоска будет его впоследствии тревожить, только не придал своему предчувствию серьезного значения поначалу. Бессмертие действительно пришло, как только прокуратор осудил Иешуа. Правда, даже тогда еще можно было все изменить, что-то сделать с Синедрионом, устроить Иешуа побег, наконец, но едва прокуратор в третий раз услышал, что Синедрион освобождает Вар-раввана, все было кончено. Его опять пронзила тоска, и мысль о загадочном бессмертии заставила похолодеть Пилата, ощутить пронизывающий холод на солнцепеке. По его словам, Иешуа уходил навсегда, ведь прокуратор не знал, что он воскреснет, что он бессмертен, и получилось, что с осуждением Иешуа бессмертие как бы перешло и к Пилату. Пилат отныне был обречен на вечную жизнь, а если человек обречен, то ничего хорошего это не приносит. Хотя беспрерывный сон на каменном троне нельзя назвать жизнью, это существование — и только. Жизнь началась тогда, когда “Мастер сложил руки рупором и прокричал: “Свободен!”, и это уже не обреченность, не нестерпимая тоска, а подлинная радость бытия вместе с Иешуа, который предстает воскресшим в конце книги. Бессмертие же Пилата в миг кончилось, об этом говорит Воланд: “Зачем же гнаться по следам того, что уже окончилось?” Пилат будет продолжать жить на свете, там, где Мастер не заслужил право на жизнь.
Мастер и Маргарита — тоже своего рода люди умершие и вновь воскресшие. Азазелло это отрицает, говорит, что они вовсе не мертвы, но в то же время Иванушкин сосед умирает, и Иванушка узнает это, когда Мастер приходит к нему попрощаться. Получается, что на свете два Мастера: один, который улетел с Воландом, а другой, который умер в сто восемнадцатой палате. И Маргариты тоже две, хотя в эпилоге говорится, будто шайка похитила и Мастера, и Маргариту, и ее домработницу Наташу, превратившуюся в ведьму. Именно Азазелло подготовил их к полету с фалернского вина, того самого, которое пил прокуратор. Уже в этом можно усмотреть намек на то, что непростое вино выпивают герои М. Булгакова. Да так оно получается на самом деле, ведь Азазелло сначала отравляет с его Мастера и Маргариту, а потом их же воскрешает. Очевидно, в полет с Воландом нельзя отправляться живым; надо подготовиться, усыпить собственную душу и забыться на время.
Есть в романе и еще один воскресший человек. Это Иванушка, названный в эпилоге Иваном Николаевичем Поныревым. Его воскресил Мастер, но не из мертвых, нет, он не так всемогущ для этого — он воскрес душой, он выведен из застоя, из апатии, в которой пребывала его душа. Вдруг перестал писать бездарные стишки, отринул пошлость, стал образованным человеком с настоящей живой душой, а не с куском воска. И это все — заслуга Мастера.
Великую Отечественную войну Кривоногов в действующих войсках, вместе с войсками страшный и героический путь от Волоколамска до Берлина, создавал зарисовки и картины. Во время войны появляются многочисленные рисунки и графические работы П. Кривоногова, выполненные в боевых частях Красной Армии. Среди них много портретов, в том числе и простых солдат, "пропахавших по-пластунски пол-Европы". "Тяжелые испытания, выпавшие на долю моего народа, жгучей болью отозвались в моем сердце", - скажет художник позднее. А тогда, на войне, он не только стоял с нашими частями насмерть, но выплескивал боль и ярость своего сердца на бумагу и полотно. Эту боль назовут художественной правдой, гимном народному единению в подвиге. Но назовут потом. Картина "Победа" этого художника стала своеобразным символом великой Победы над фашизмом.
Михаил Булгаков — величайший мастер, умеющий показать человеческую душу с самых разных сторон. Видимо, он, как и Гоголь, не верит в то, что душа человеческая не воскреснуть, возродиться, и это ясно на примере романа “Мастер и Маргарита”, где главные герои обретают бессмертие, воскреснув из мертвых, только Берлиоз уходит в небытие. У Булгакова главный воскреситель — Воланд. Да, он может воскресить душу, может и, наоборот, погубить, ее. Вообще, Воланд в романе предстает перед нами, как дьявол наоборот, ведь хотя его призвание — губить души, он сделал это лишь с Берлиозом и, может быть с Майгелем. Особенно ярко описано воскресение души на балу. Эти люди давным-давно уже умерли, причем наверняка не без содействия самого Воланда, но каждый год, в полнолуние, они собираются на бал, который устраивает Воланд, воскресивший их, вероятно, потому, что они верили в некую философию, некую теорию. Видимо, в основе этой теории лежала идея загробной жизни, когда тело умирает, а душа остается жить. Воланд, впрочем, называет их доказательствами совсем другой теории. По его утверждениям Берлиоз всю жизнь исповедовал теорию, согласно которой после отрезания головы жизнь в теле прекращается, а душа уходит в небытие. Совершенно очевидно, что симпатии автора здесь не на стороне Берлиоза, впрочем, не на стороне Воланда тоже. Тут М. Булгаков выдвигает идею, что каждый получает по заслугам, во что верил — то и получишь, как это случилось с нанесенном великим мира сего, ощутил если не ужас, то страх. “Понеслись короткие, бессвязные и совсем необыкновенные мысли... “Погиб?”, потом “Погибли!”, и какая-то совсем нелепая среди них о каком-то бессмертии, долженствующем непременно быть, причем бессмертие вызвало нестерпимую тоску”. Он почувствовал это, осознал, что тоска будет его впоследствии тревожить, только не придал своему предчувствию серьезного значения поначалу. Бессмертие действительно пришло, как только прокуратор осудил Иешуа. Правда, даже тогда еще можно было все изменить, что-то сделать с Синедрионом, устроить Иешуа побег, наконец, но едва прокуратор в третий раз услышал, что Синедрион освобождает Вар-раввана, все было кончено. Его опять пронзила тоска, и мысль о загадочном бессмертии заставила похолодеть Пилата, ощутить пронизывающий холод на солнцепеке. По его словам, Иешуа уходил навсегда, ведь прокуратор не знал, что он воскреснет, что он бессмертен, и получилось, что с осуждением Иешуа бессмертие как бы перешло и к Пилату. Пилат отныне был обречен на вечную жизнь, а если человек обречен, то ничего хорошего это не приносит. Хотя беспрерывный сон на каменном троне нельзя назвать жизнью, это существование — и только. Жизнь началась тогда, когда “Мастер сложил руки рупором и прокричал: “Свободен!”, и это уже не обреченность, не нестерпимая тоска, а подлинная радость бытия вместе с Иешуа, который предстает воскресшим в конце книги. Бессмертие же Пилата в миг кончилось, об этом говорит Воланд: “Зачем же гнаться по следам того, что уже окончилось?” Пилат будет продолжать жить на свете, там, где Мастер не заслужил право на жизнь.
Мастер и Маргарита — тоже своего рода люди умершие и вновь воскресшие. Азазелло это отрицает, говорит, что они вовсе не мертвы, но в то же время Иванушкин сосед умирает, и Иванушка узнает это, когда Мастер приходит к нему попрощаться. Получается, что на свете два Мастера: один, который улетел с Воландом, а другой, который умер в сто восемнадцатой палате. И Маргариты тоже две, хотя в эпилоге говорится, будто шайка похитила и Мастера, и Маргариту, и ее домработницу Наташу, превратившуюся в ведьму. Именно Азазелло подготовил их к полету с фалернского вина, того самого, которое пил прокуратор. Уже в этом можно усмотреть намек на то, что непростое вино выпивают герои М. Булгакова. Да так оно получается на самом деле, ведь Азазелло сначала отравляет с его Мастера и Маргариту, а потом их же воскрешает. Очевидно, в полет с Воландом нельзя отправляться живым; надо подготовиться, усыпить собственную душу и забыться на время.
Есть в романе и еще один воскресший человек. Это Иванушка, названный в эпилоге Иваном Николаевичем Поныревым. Его воскресил Мастер, но не из мертвых, нет, он не так всемогущ для этого — он воскрес душой, он выведен из застоя, из апатии, в которой пребывала его душа. Вдруг перестал писать бездарные стишки, отринул пошлость, стал образованным человеком с настоящей живой душой, а не с куском воска. И это все — заслуга Мастера.
В конце хочется сказать вот еще о
"Тяжелые испытания, выпавшие на долю моего народа, жгучей болью отозвались в моем сердце", - скажет художник позднее. А тогда, на войне, он не только стоял с нашими частями насмерть, но выплескивал боль и ярость своего сердца на бумагу и полотно. Эту боль назовут художественной правдой, гимном народному единению в подвиге. Но назовут потом. Картина "Победа" этого художника стала своеобразным символом великой Победы над фашизмом.