Иван Акиндинович Бергамотов, по прозвищу «Баргамот», «высокий, толстый, сильный, громогласный», служит городовым на Пушкарной улице, отлично знает нравы и привычки «пушкарей», живущих на его участке. В предпасхальный вечер Баргамот стоит на посту. У него плохое настроение, так как он сможет попасть домой к обильному столу только в три часа ночи. Он с неприязнью провожает взглядом празднично одетых людей, отправляющихся в церковь: это из-за них он вынужден голодный стоять ночью на улице. Баргамот мечтает, как вернётся домой и подарит младшему сыну Ванюшке красивое мраморное пасхальное яичко. Неожиданно появляется пьяный Гараська, «не человек, а язва», особенно нелюбимый Баргамотом пушкарь. «Физиономия Гараськи, с большим отвислым красным носом… хранила на себе вещественные знаки вещественных отношений к алкоголю и кулаку ближнего». Баргамот хватает Гараську за воротник и тащит в участок, надеясь таким образом упредить намерения Гараськи что-нибудь украсть. По дороге Гараська задает бестолковые вопросы о воскресении Христа, озадаченный Баргамот выпускает из рук засаленный ворот рубахи пьянчужки, и тот падает, давя предмет, только что вынутый из кармана. Упавший Гараська громко воет и показывает Баргамоту, что он разбил пасхальное яичко, которое хотел от чистого сердца подарить городовому. Озадаченный Баргамот неожиданно для себя приглашает Гараську разговляться к себе домой. Удивлённая жена городового, Марья, гостеприимно потчует Гараську, называет его по имени-отчеству. Потрясённый Гараська вновь заливается слезами: ведь его отроду никто не называл так почтительно..
И для Баргамота, и для Гараськи оно приобретает символическое значение: подобно чуду воскрешения разбитое яичко возрождает потаенные чувства в героях. Каждого охватывает целая буря ощущений, каждый по-своему переживает потерю: Гараська совершенно искренне льет слезы, Баргамот же осознает, что в «недрах его дюжего тела, что-то назойливо сверлило и мучило» А мучает городового совесть за обиду, нанесенную Гараське, в этот светлый день.
«Вот к чему, стало быть, вел Гараська: похристосоваться хотел, по христианскому обычаю, яичком, а он, Баргамот, его в участок пожелал отправить. Может, откуда он это яичко нес, а теперь вон разбил его. И плачет»
Постепенно страдания Гараськи Баргамот переносит в себя и ощущает их как свои собственные: ужасом представляет, что бы он чувствовал, если бы разбилось мраморное яичко для Ванюшки, и становится «жалок ему этот человек, как брат родной, кровно своим же братом обиженный»
Неожиданно появляется пьяный Гараська, «не человек, а язва», особенно нелюбимый Баргамотом пушкарь. «Физиономия Гараськи, с большим отвислым красным носом… хранила на себе вещественные знаки вещественных отношений к алкоголю и кулаку ближнего». Баргамот хватает Гараську за воротник и тащит в участок, надеясь таким образом упредить намерения Гараськи что-нибудь украсть. По дороге Гараська задает бестолковые вопросы о воскресении Христа, озадаченный Баргамот выпускает из рук засаленный ворот рубахи пьянчужки, и тот падает, давя предмет, только что вынутый из кармана. Упавший Гараська громко воет и показывает Баргамоту, что он разбил пасхальное яичко, которое хотел от чистого сердца подарить городовому. Озадаченный Баргамот неожиданно для себя приглашает Гараську разговляться к себе домой. Удивлённая жена городового, Марья, гостеприимно потчует Гараську, называет его по имени-отчеству. Потрясённый Гараська вновь заливается слезами: ведь его отроду никто не называл так почтительно..
И для Баргамота, и для Гараськи оно приобретает символическое значение: подобно чуду воскрешения разбитое яичко возрождает потаенные чувства в героях. Каждого охватывает целая буря ощущений, каждый по-своему переживает потерю: Гараська совершенно искренне льет слезы, Баргамот же осознает, что в «недрах его дюжего тела, что-то назойливо сверлило и мучило» А мучает городового совесть за обиду, нанесенную Гараське, в этот светлый день.
«Вот к чему, стало быть, вел Гараська: похристосоваться хотел, по христианскому обычаю, яичком, а он, Баргамот, его в участок пожелал отправить. Может, откуда он это яичко нес, а теперь вон разбил его. И плачет»
Постепенно страдания Гараськи Баргамот переносит в себя и ощущает их как свои собственные: ужасом представляет, что бы он чувствовал, если бы разбилось мраморное яичко для Ванюшки, и становится «жалок ему этот человек, как брат родной, кровно своим же братом обиженный»