Перечитайте начало очерка и выясните, чем различаются крестьянские хозяйства в Орловской и Калужской губерниях. Где мужики живут «богаче»?
В какой губернии помещики держат мужиков на оброке, в какой преобладает барщина? Чем оброк отличается от барщины?
Как условия жизни мужиков связаны с особенностями местности обеих губерний (пахотные земли, лесистая местность)?

Кому случалось из Волховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живёт в дрянных осиновых избёнках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и деётем и по праздникам ходит в сапогах. Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращённого в грязный пруд. Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трёх тощих берёз, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой... Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тёсом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вывалился наружу, не зовёт в гости всякую прохожую свинью... И для охотника в Калужской губернии лучше. В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки вёрст, и не перевелась ещё благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлётом веселит и пугает стрелка и собаку.

Барщинная повинность заключается в труде, чем она и отличается от оброка (доставлении денег или естественных произведений труда).

Труд этот обязательный, то есть не зависящий от свободного взаимного соглашения отдельных лиц, а прямо вытекающий из установившихся между сторонами отношений, в большинстве случаев получивших законодательную санкцию; этим существеннейшим своим признаком барщина отличается от труда свободного и подлежит критической оценке лишь в сравнении с ним; ввиду этого же признака под понятие барщины в полном смысле слова не может подходить обусловленный добровольным соглашением сторон земледельческий труд, заступающий место денежного платежа за пользование землей при её найме.

Это труд даровой, отбываемый лишь в виде вознаграждения за пользование землей, но не требующий сам вознаграждения, чем барщина и отличается от так называемых «принудительных работ».

Барщинная работа исполняется в пользу землевладельца — феодального сеньора на Западе, помещинного или вотчинного боярина в России, каковыми являлись лица высшего привилегированного сословия, отчего и произошли её немецкое (на староверхнегерманском наречии «fro» означало господина), русское (от «боярин») и польское (от «pan» — господин) названия; этот признак служит отличительной чертою барщины от обязательных работ, отбываемых в пользу государства или общины, как, например, проведение дорог, постройка плотин и т. п., входящих в разряд так называемых натуральных государственных повинностей.

Исполнение работ, составляющих содержание этой повинности, лежит на крепостных и временно обязанных, одним словом, зависимых от землевладельца земледельцах, потому что как возникновение, так и прекращение барщины тесно связано с установлением и отменой крепостного права, являясь одним из важнейших его элементов; при этом необходимо обратить внимание на отличие барщины, с одной стороны, от работ, принимаемых на себя свободным человеком взамен наёмной платы, с другой стороны — от невольничьего или рабского труда. Что касается первого различия, то характерной его чертою является договорного отношения и возможность его одностороннего прекращения при известных условиях, не говоря уже об определенности обязательства, которая хоть и не чужда барщине, но далеко не является при ней общим правилом. Обращаясь ко второму противопоставлению, нельзя не заметить, что рабство, всецело охватывающее личность и приравнивающее раба к вещи, не оставляло ему ни малейшего простора деятельности, не признавало за ним никаких ни личных, ни имущественных прав, потому что как всякая работа раба, так и её произведения считались собственностью господина и назначение их вполне зависело от произвола последнего