Вера ИнберСобачье сердце устроено так: Полюбило — значит, навек! Был славный малый и не дурак Ирландский сеттер Джек. Как полагается, был он рыж, По лапам оброс бахромой, Коты и кошки окрестных крыш Называли его чумой. Клеенчатый нос рылся в траве, Вынюхивал влажный грунт; Уши висели, как замшевые, И каждое весило фунт. Касательно всяких собачьих дел Совесть была чиста. Хозяина Джек любил и жалел, Что нет у него хвоста. В первый раз на аэродром Он пришел зимой, в снег. Хозяин сказал: «Не теперь, потом Полетишь и ты, Джек! » Биплан взметнул снежную пыль, У Джека — ноги врозь: «Если это автомобиль, То как же оно поднялось?» Но тут у Джека замер дух: Хозяин взмыл над людьми. Джек сказал: «Одно из двух — Останься или возьми! » Но его хозяин все выше лез, Треща, как стрекоза. Джек смотрел, и вода небес Заливала ему глаза. Люди, не заботясь о псе, Возились у машин. Джек думал: «Зачем все, Если нужен один?» бесконечно много лет (По часам пятнадцать минут), Сел в снег летучий предмет, Хозяин был снова тут... Пришли весною. Воздушный причал Был бессолнечно-сер. Хозяин надел шлем и сказал: «Сядьте и вы, сэр! » Джек вздохнул, почесал бок, Сел, облизнулся, и в путь! Взглянул вниз и больше не смог, — Такая напала жуть. «Земля бежит от меня так, Будто я ее съем. Люди не крупнее собак, А собак не видно совсем». Хозяин смеется. Джек смущен И думает: «Я свинья: Если это может он, Значит, могу и я». После чего спокойнее стал И, повизгивая слегка, Только судорожно зевал И лаял на облака. Солнце, скрытое до сих пор, Согрело одно крыло. Но почему задохнулся мотор? Но что произошло? Но почему земля опять Стала так близка? Но почему начала дрожать Кожаная рука? Ветер свистел, выл, сек По полным слез глазам. Хозяин крикнул: «Прыгай, Джек, Потому что... ты видишь сам! » Но Джек, припав к нему головой И сам дрожа весь, Успел сказать: «Господин мой, Я останусь здесь...» На земле уже полумертвый нос Положил на труп Джек, И люди сказали: «Был пес,
Полюбило — значит, навек!
Был славный малый и не дурак
Ирландский сеттер Джек.
Как полагается, был он рыж,
По лапам оброс бахромой,
Коты и кошки окрестных крыш
Называли его чумой.
Клеенчатый нос рылся в траве,
Вынюхивал влажный грунт;
Уши висели, как замшевые,
И каждое весило фунт.
Касательно всяких собачьих дел
Совесть была чиста.
Хозяина Джек любил и жалел,
Что нет у него хвоста.
В первый раз на аэродром
Он пришел зимой, в снег.
Хозяин сказал: «Не теперь, потом
Полетишь и ты, Джек! »
Биплан взметнул снежную пыль,
У Джека — ноги врозь:
«Если это автомобиль,
То как же оно поднялось?»
Но тут у Джека замер дух:
Хозяин взмыл над людьми.
Джек сказал: «Одно из двух —
Останься или возьми! »
Но его хозяин все выше лез,
Треща, как стрекоза.
Джек смотрел, и вода небес
Заливала ему глаза.
Люди, не заботясь о псе,
Возились у машин.
Джек думал: «Зачем все,
Если нужен один?»
бесконечно много лет
(По часам пятнадцать минут),
Сел в снег летучий предмет,
Хозяин был снова тут...
Пришли весною. Воздушный причал
Был бессолнечно-сер.
Хозяин надел шлем и сказал:
«Сядьте и вы, сэр! »
Джек вздохнул, почесал бок,
Сел, облизнулся, и в путь!
Взглянул вниз и больше не смог, —
Такая напала жуть.
«Земля бежит от меня так,
Будто я ее съем.
Люди не крупнее собак,
А собак не видно совсем».
Хозяин смеется. Джек смущен
И думает: «Я свинья:
Если это может он,
Значит, могу и я».
После чего спокойнее стал
И, повизгивая слегка,
Только судорожно зевал
И лаял на облака.
Солнце, скрытое до сих пор,
Согрело одно крыло.
Но почему задохнулся мотор?
Но что произошло?
Но почему земля опять
Стала так близка?
Но почему начала дрожать
Кожаная рука?
Ветер свистел, выл, сек
По полным слез глазам.
Хозяин крикнул: «Прыгай, Джек,
Потому что... ты видишь сам! »
Но Джек, припав к нему головой
И сам дрожа весь,
Успел сказать: «Господин мой,
Я останусь здесь...»
На земле уже полумертвый нос
Положил на труп Джек,
И люди сказали: «Был пес,