Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над сапун-горою; тёмно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждёт первого луча, чтобы заиграть весёлым блеском; с бухты несёт холодом и туманом; снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далёкий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в севастополе, один нарушает тишину утра… не может быть, чтобы при мысли, что и вы в севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах… » несмотря на то, что в городе идут боевые действия, жизнь идёт своим чередом: торговки горячие булки, а мужики — сбитень. кажется, что здесь странно смешалась лагерная и мирная жизнь, все суетятся и пугаются, но это обманчивое впечатление: большинство людей уже не обращает внимания ни на выстрелы, ни на взрывы, они заняты «будничным делом» . только на бастионах «вы увидите… защитников севастополя, увидите там ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища» . в госпитале раненые солдаты рассказывают о своих впечатлениях: тот, кто потерял ногу, не помнит боли, потому что не думал о ней; в женщину, относившую на бастион мужу обед, попал снаряд, и ей отрезали ногу выше колена. в отдельном помещении делают перевязки и операции. раненые, своей очереди на операцию, в ужасе видят, как доктора ампутируют их товарищам руки и ноги, а фельдшер равнодушно бросает отрезанные части тел в угол. здесь можно видеть «ужасные, потрясающие душу зрелища… войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знамёнами и гарцующими генералами, а… войну в настоящем её выражении — в крови, в страданиях, в смерти…» . молоденький офицер, воевавший на четвертом, самом опасном бастионе, жалуется не на обилие бомб и снарядов, на головы защитников бастиона, а на грязь. это его защитная реакция на опасность; он ведёт себя слишком смело, развязно и непринуждённо. по пути на четвёртый бастион всё реже встречаются невоенные люди, и всё чаще носилки с ранеными. собственно на бастионе офицер-артиллерист ведёт себя спокойно (он привык и к свисту пуль, и к грохоту взрывов) . он рассказывает, как во время штурма пятого числа на его батарее осталось только одно действующее орудие и мало прислуги, но всё же на другое утро он уже опять палил из всех пушек. офицер вспоминает, как бомба попала в матросскую землянку и положила одиннадцать человек. в лицах, осанке, движениях защитников бастиона видны «главные черты, составляющие силу , — простоты и ; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, проложили ещё следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства… чувство злобы, мщения врагу… таится в душе каждого» . когда ядро летит прямо на человека, его не покидает чувство наслаждения и вместе с тем страха, а затем он уже сам ожидает, чтобы бомба взорвалась поближе, потому что «есть особая прелесть» в подобной игре со смертью. «главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, — это убеждение в невозможности взять севастополь, и не только взять севастополь, но поколебать где бы то ни было силу народа… из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая высокая побудительная причина — эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в , но лежащее в глубине души каждого, — любовь к родине… надолго оставит в россии великие следы эта эпопея севастополя, которой героем был народ …всегда .
