1. Зависть — главная тема трагедии. 2. Ремесленник и гений. 3. Злодейство Сальери. В трагедии «Моцарт и Сальери» А. С. Пушкина интересовали не столько исторические личности, сколько человеческие типы и их отношение к прекрасному. Главной темой трагедии является зависть довести человека до преступления. При жизни Пушкина слухи, будто композитор Сальери отравил из зависти гениального Моцарта, были широко распространены, и поэт считал этот факт вполне вероятным: «Завистник, который мог освистать ‘‘Дон-Жуана”, мог отравить его творца». До сих пор идут споры о причастности Сальери к смерти Моцарта. Несмотря на то, что историки музыки и биографы Моцарта отрицали это, вопрос об отравлении не решен окончательно. Пушкин хотел сначала назвать эту трагедию «Зависть», но изменил название, не полностью отвечающее смыслу произведения. Ведь Сальери не просто завистник, он тоже известный композитор. Пушкин создал философски обобщенные художественные образы, и поставил в своей трагедии нравственную проблему. Зависть здесь, по мнению С. М. Бонди, охватывает человека, который привык к всеобщему уважению и сам считает себя благородным. Он осознает себя завистником сам. Кто скажет, чтоб Сальери гордый был Когда-нибудь завистником презренным,, Змеей, людьми растоптанною, вживе Песок и пыль грызущею бессильно ?
Молодой рыцарь Альбер сетует своему слуге Ивану на безденежье, на скупость старого отца-барона и на нежелание ростовщика-еврея Соломона ссудить ему денег взаймы. Во время разговора с Альбером еврей намекает, что получение долгожданного наследства можно приблизить, отравив скрягу-отца. Рыцарь в негодовании изгоняет Соломона вон.
Пока старый барон чахнет в подвале над своими сокровищами, негодуя по поводу того, что наследник когда-нибудь спустит всё накопленное им с таким трудом, Альбер подаёт местному герцогу жалобу на родителя. Спрятавшись в соседней комнате, он подслушивает беседу герцога с отцом.
Когда старый барон начинает обвинять сына в намерении убить и обокрасть его, Альбер врывается в залу. Отец бросает сыну перчатку, тот с готовностью принимает вызов. Со словами «ужасный век, ужасные сердца» герцог в отвращении изгоняет обоих из своего дворца.
Последние мысли умирающего старика вновь обращены к стяжательству: «Где ключи? Ключи, ключи мои!…»
2. Ремесленник и гений.
3. Злодейство Сальери.
В трагедии «Моцарт и Сальери» А. С. Пушкина интересовали не столько исторические личности, сколько человеческие типы и их отношение к прекрасному. Главной темой трагедии является зависть довести человека до преступления. При жизни Пушкина слухи, будто композитор Сальери отравил из зависти гениального Моцарта, были широко распространены, и поэт считал этот факт вполне вероятным: «Завистник, который мог освистать ‘‘Дон-Жуана”, мог отравить его творца». До сих пор идут споры о причастности Сальери к смерти Моцарта. Несмотря на то, что историки музыки и биографы Моцарта отрицали это, вопрос об отравлении не решен окончательно.
Пушкин хотел сначала назвать эту трагедию «Зависть», но изменил название, не полностью отвечающее смыслу произведения. Ведь Сальери не просто завистник, он тоже известный композитор. Пушкин создал философски обобщенные художественные образы, и поставил в своей трагедии нравственную проблему. Зависть здесь, по мнению С. М. Бонди, охватывает человека, который привык к всеобщему уважению и сам считает себя благородным. Он осознает себя завистником сам.
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был Когда-нибудь завистником презренным,,
Змеей, людьми растоптанною, вживе Песок и пыль грызущею бессильно ?
Пока старый барон чахнет в подвале над своими сокровищами, негодуя по поводу того, что наследник когда-нибудь спустит всё накопленное им с таким трудом, Альбер подаёт местному герцогу жалобу на родителя. Спрятавшись в соседней комнате, он подслушивает беседу герцога с отцом.
Когда старый барон начинает обвинять сына в намерении убить и обокрасть его, Альбер врывается в залу. Отец бросает сыну перчатку, тот с готовностью принимает вызов. Со словами «ужасный век, ужасные сердца» герцог в отвращении изгоняет обоих из своего дворца.
Последние мысли умирающего старика вновь обращены к стяжательству: «Где ключи? Ключи, ключи мои!…»