Рассказ А. П. Чехова «О любви» стоит в одном ряду с двумя другими его рассказами «Человек в футляре» и «Крыжовник» , получившими название «маленькой трилогии» . В этих произведениях писатель вершит суд над людьми с усеченными жизненными горизонтами, равнодушными к богатству и красоте мира Божия, ограничившими себя кругом мелких, обывательских интересов. В рассказе «О любви» мы читали о том, как живое, искреннее, таинственное чувство губится самими любящими сердцами, приверженными к «футлярному» существованию. Повествование ведется от лица Павла Константиновича Алехина, русского интеллигента, порядочного, умного человека, живущего одиноко и безрадостно. История его любви к замужней даме Анне Алексеевне Луганович рассказана им друзьям в подтверждение своей мысли, что мы, русские люди, «когда любим, то не перестаем задавать себе вопросы: честно это или нечестно, умно или глупо, к чему поведет эта любовь, и так далее. Хорошо, это или нет, я не знаю, но что это мешает, не удовлетворяет, раздражает, - это я знаю» .
Но этот груз нравственных сомнений помешал герою не только в любви, в начале своего рассказа он говорит о себе несколько слов, которые раскрывают его внутренний мир. Алехин по своим наклонностям - кабинетный ученый, вынужден вести будничную жизнь преуспевающего помещика, отнимающую у него все свободное время, и при этом он испытывал скуку и брезгливость. Любовь к молодой женщине сделала его еще более несчастным. Она лишь утвердила героя в невозможности порвать с безрадостным существованием: «Куда бы я мог увести ее? Другое дело, если бы у меня была красивая, интересная жизнь, если б я боролся за освобождение родины или был знаменитым ученым, артистом, художником, а то ведь из одной обычной, будничной обстановки пришлось бы увлечь ее в другую такую же или еще более будничную» . Герой понимает, что в той жизни, на которую он сам себя обрек, нет места таинству великому, каким является любовь. Инерция существования Алехина и Анны Алексеевны держала в плену их души и в конце концов разрушила их чувства. И лишь когда наступила разлука, со жгучей болью в сердце герой осознал, «как мелко и обманчиво было» все то, что им мешало любить. Но прозрение чуть чуть опаздывает и за проведенными словами не приходит черед праведных дел.
Рассказ построен как монолог главного героя, но имеется вступление к нему и концовка, которая позволяют автору дать свою оценку этой истории. Обращает на себя внимание пейзажная зарисовка в обрамлении рассказа: Алехин начинает свое повествование в безрадостную дождливую погоду, когда в окна было видно одно серое небо. Эта емкая по чеховски деталь как символ той серой унылой жизни, которую ведет герой, и его внутреннего мира. А вот конец рассказа: «Пока Алехин рассказывал, дождь перестал и выглянуло солнце» , герои любуются прекрасным видом, и вместе с грустью от услышанного в их душу приходит очищение, которое и позволяет А. П. Чехову надеяться, что здоровые стремления в мыслях и чувствах русских людей окажутся все таки сильнее бескровного и скучного существования.
Ванька Жуков, девятилетний мальчик, лопоухий и большеглазый, испуганно оглянулся на крик Дылды и Колбасы.
— Не боись! — Как петух к воробышку подлетел долговязый Дылда к Ваньке и с ходу щелканул его по лбу. — Айда в библиотеку! Там…
— Там книжка про тебя! — выпалил Колбаса, краснощекий и толстогубый увалень, вынырнув из-под руки Дылды.
Ванька ничего не понял.
— Цыть, колбаса собачья! Поперед гуся утя не ходит! — Дылда рассерженно ткнул Колбасу пальцем в живот. Колбаса мячиком отскочил в сторону, обидчиво сказал:
— Попросишь еще у меня резинки жевательной или сигарет с фильтром… шиш получишь. — Шмыгнул широким утиным носом и покатился колобком прочь по коридору.
Дылда, широко расставив ноги, молча, не мигая, смотрел на Ваньку, словно видел его в первый раз, хотя в рыбьих неживых глазах — скучная бесцветная вода.
— В библиотеке… — Дылда нехотя выплевывал слова… будто шелуху семечек… — книжка «Ванька» называется… Ха-ха-ха! — неожиданно развеселился он. — В книжке-то тебя забыли постричь!
— Про меня? — Ванька вмиг забыл о своем страхе. — Про меня? — Не верил он. — Как это?
— Я, што ль, знаю! — Дылда и в самом деле не знал. Не знал, как быть теперь с этим мелюзгатым пацаном, о котором книжка написана.
— А. П. Чехов написал! — гордо подбоченился Дылда, словно сам и сочинил эту книжку. — Я смотрю — «Ванька»… и — нарисован — ты. Спрашиваю у Тать Сановны: это про какого Ваньку? Она говорит спокойно: про Жукова. — Дылда потрогал свои большие уши. — У меня аж хлопалы завернулись! Ну я и дернул с Колбасой тебя искать. Айда…
— Дронов! — В коридоре у входной двери стоял физорг, по прозвищу «Фашист». — Дронов! — Металлический голос брезглив. — Дронов! Ты у меня на этой неделе еще лещей по шее не получал?
— Не получал… — виновато ссутулился Дылда и заковылял к физоргу. И куда у Дылды жар перьев и звон шпор делся? Как курица мокрая стал… Ванька не стал ждать грома на свою голову: молния рядом сверкнула — нечего капли ртом ловить, а бери ноги в руки и — тикай… Ванька так и сделал: быстренько юркнул в боковой коридорчик.
…В библиотеке — никого, одна Тать Сановна: мух газеткой бьет и на счетах косточки откладывает.
— Сорок три штуки! — гордо и радостно объявила она появившемуся Ваньке. — Тебе чего?
— Книжку… — замялся, застеснялся Ванька.
— Какую… — На молочно-сдобном личике библиотекарши еще не остыл розоватый азарт охотника и победителя.
— Я сам поищу, — Ванька с боязнью подошел к стопке книг на столе. Вот она! Он сразу увидел, узнал… С обложки на него смотрел грустными синими глазами мальчишка… на курносом лице — конопушки… только вот — лохмоголовый…
Ванька, затаив дыхание, взял книжку и, открыв ее на первой страничке, прочитал: «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца назад…» и — сильно захлопнул книгу. «Три месяца… три месяца… отданный… отданный…» — непроизвольно шептали губы, и слезы сами покатились из глаз. Боясь громко расплакаться, Ванька бросился стремглав из библиотеки, из детского дома в сад, в укромное место.
Долго сидел Ванька на самой дальней скамейке, не решаясь открыть книжку. «А что ее читать… — думал он. — Я и так все про себя знаю и про мамку тоже, и про папку…»
Отец бросил их, когда ему, Ваньке, было семь лет. Ушел к другой красивой тетеньке. Отец, как говорила мамка, задурел
Рассказ А. П. Чехова «О любви» стоит в одном ряду с двумя другими его рассказами «Человек в футляре» и «Крыжовник» , получившими название «маленькой трилогии» . В этих произведениях писатель вершит суд над людьми с усеченными жизненными горизонтами, равнодушными к богатству и красоте мира Божия, ограничившими себя кругом мелких, обывательских интересов. В рассказе «О любви» мы читали о том, как живое, искреннее, таинственное чувство губится самими любящими сердцами, приверженными к «футлярному» существованию. Повествование ведется от лица Павла Константиновича Алехина, русского интеллигента, порядочного, умного человека, живущего одиноко и безрадостно. История его любви к замужней даме Анне Алексеевне Луганович рассказана им друзьям в подтверждение своей мысли, что мы, русские люди, «когда любим, то не перестаем задавать себе вопросы: честно это или нечестно, умно или глупо, к чему поведет эта любовь, и так далее. Хорошо, это или нет, я не знаю, но что это мешает, не удовлетворяет, раздражает, - это я знаю» .
Но этот груз нравственных сомнений помешал герою не только в любви, в начале своего рассказа он говорит о себе несколько слов, которые раскрывают его внутренний мир. Алехин по своим наклонностям - кабинетный ученый, вынужден вести будничную жизнь преуспевающего помещика, отнимающую у него все свободное время, и при этом он испытывал скуку и брезгливость. Любовь к молодой женщине сделала его еще более несчастным. Она лишь утвердила героя в невозможности порвать с безрадостным существованием: «Куда бы я мог увести ее? Другое дело, если бы у меня была красивая, интересная жизнь, если б я боролся за освобождение родины или был знаменитым ученым, артистом, художником, а то ведь из одной обычной, будничной обстановки пришлось бы увлечь ее в другую такую же или еще более будничную» . Герой понимает, что в той жизни, на которую он сам себя обрек, нет места таинству великому, каким является любовь. Инерция существования Алехина и Анны Алексеевны держала в плену их души и в конце концов разрушила их чувства. И лишь когда наступила разлука, со жгучей болью в сердце герой осознал, «как мелко и обманчиво было» все то, что им мешало любить. Но прозрение чуть чуть опаздывает и за проведенными словами не приходит черед праведных дел.
Рассказ построен как монолог главного героя, но имеется вступление к нему и концовка, которая позволяют автору дать свою оценку этой истории. Обращает на себя внимание пейзажная зарисовка в обрамлении рассказа: Алехин начинает свое повествование в безрадостную дождливую погоду, когда в окна было видно одно серое небо. Эта емкая по чеховски деталь как символ той серой унылой жизни, которую ведет герой, и его внутреннего мира. А вот конец рассказа: «Пока Алехин рассказывал, дождь перестал и выглянуло солнце» , герои любуются прекрасным видом, и вместе с грустью от услышанного в их душу приходит очищение, которое и позволяет А. П. Чехову надеяться, что здоровые стремления в мыслях и чувствах русских людей окажутся все таки сильнее бескровного и скучного существования.
— Ванька!
— Жук!
Ванька Жуков, девятилетний мальчик, лопоухий и большеглазый, испуганно оглянулся на крик Дылды и Колбасы.
— Не боись! — Как петух к воробышку подлетел долговязый Дылда к Ваньке и с ходу щелканул его по лбу. — Айда в библиотеку! Там…
— Там книжка про тебя! — выпалил Колбаса, краснощекий и толстогубый увалень, вынырнув из-под руки Дылды.
Ванька ничего не понял.
— Цыть, колбаса собачья! Поперед гуся утя не ходит! — Дылда рассерженно ткнул Колбасу пальцем в живот. Колбаса мячиком отскочил в сторону, обидчиво сказал:
— Попросишь еще у меня резинки жевательной или сигарет с фильтром… шиш получишь. — Шмыгнул широким утиным носом и покатился колобком прочь по коридору.
Дылда, широко расставив ноги, молча, не мигая, смотрел на Ваньку, словно видел его в первый раз, хотя в рыбьих неживых глазах — скучная бесцветная вода.
— В библиотеке… — Дылда нехотя выплевывал слова… будто шелуху семечек… — книжка «Ванька» называется… Ха-ха-ха! — неожиданно развеселился он. — В книжке-то тебя забыли постричь!
— Про меня? — Ванька вмиг забыл о своем страхе. — Про меня? — Не верил он. — Как это?
— Я, што ль, знаю! — Дылда и в самом деле не знал. Не знал, как быть теперь с этим мелюзгатым пацаном, о котором книжка написана.
— А. П. Чехов написал! — гордо подбоченился Дылда, словно сам и сочинил эту книжку. — Я смотрю — «Ванька»… и — нарисован — ты. Спрашиваю у Тать Сановны: это про какого Ваньку? Она говорит спокойно: про Жукова. — Дылда потрогал свои большие уши. — У меня аж хлопалы завернулись! Ну я и дернул с Колбасой тебя искать. Айда…
— Дронов! — В коридоре у входной двери стоял физорг, по прозвищу «Фашист». — Дронов! — Металлический голос брезглив. — Дронов! Ты у меня на этой неделе еще лещей по шее не получал?
— Не получал… — виновато ссутулился Дылда и заковылял к физоргу. И куда у Дылды жар перьев и звон шпор делся? Как курица мокрая стал… Ванька не стал ждать грома на свою голову: молния рядом сверкнула — нечего капли ртом ловить, а бери ноги в руки и — тикай… Ванька так и сделал: быстренько юркнул в боковой коридорчик.
…В библиотеке — никого, одна Тать Сановна: мух газеткой бьет и на счетах косточки откладывает.
— Сорок три штуки! — гордо и радостно объявила она появившемуся Ваньке. — Тебе чего?
— Книжку… — замялся, застеснялся Ванька.
— Какую… — На молочно-сдобном личике библиотекарши еще не остыл розоватый азарт охотника и победителя.
— Я сам поищу, — Ванька с боязнью подошел к стопке книг на столе. Вот она! Он сразу увидел, узнал… С обложки на него смотрел грустными синими глазами мальчишка… на курносом лице — конопушки… только вот — лохмоголовый…
Ванька, затаив дыхание, взял книжку и, открыв ее на первой страничке, прочитал: «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца назад…» и — сильно захлопнул книгу. «Три месяца… три месяца… отданный… отданный…» — непроизвольно шептали губы, и слезы сами покатились из глаз. Боясь громко расплакаться, Ванька бросился стремглав из библиотеки, из детского дома в сад, в укромное место.
Долго сидел Ванька на самой дальней скамейке, не решаясь открыть книжку. «А что ее читать… — думал он. — Я и так все про себя знаю и про мамку тоже, и про папку…»
Отец бросил их, когда ему, Ваньке, было семь лет. Ушел к другой красивой тетеньке. Отец, как говорила мамка, задурел