Характары и вобразы герояў п'есы Аляксея Дударава "Вечар" Творчасць Аляксея Дударава вылучаецца непадробнай шчырасцю, імкненнем знайсці адказы на надзенныя пытанні жыцця. Драматург звяртаецца да вечнага ў сучасным існаванні кожнага, жыццевыя, немудрагелістыя сітуацыі асэнсоўвае па-філасофску. «...Жыцце — выпрабаванне чалавека на чалавечнасць. I ўвечары павінна свяціць сонца», — так сказаў пра сваю п'есу «Вечар» А. Дудараў. В «неперспектыўнай» весцы Вежкі засталіся толькі трое старых — Анна, Василий Мульцік и Мікіта Гастрыт. Па-рознаму прайшло іх жыцце. Анна ўвесь время, как и Мульцік, працавала на зямлі. Ни адпачынку, ни радасці не ведала. В вайну и пад бомбамі ляжала, и ў сваей хаце гарэла, траіх дзяцей пахавала за адзин месяц. I апошні сын Віцек нейкі няўдалы атрымаўся — цягне лес в турме. Но Анна не азлобілася на жыцце. Яна толькі уставшая думае: «Рабіла, рабіла, рабіла; а на гэтым свеце няма чаго пакінуць... И нашто нарадзілася?» Навошта нарадзіўся, ведае Мульцік. У яго таксама нялегкі лес. Эн «тры вайны адпляскаў, піабляй махноўцы секлі, кулакі ў трыццаць втором цвікамі да крыжа прымалацілі, на фінскай ноги адмарозіў, у партызанах немцы расстрэльвалі, потом ваяваў — два случае параніла, тры случае кантузіла. I гэта яшчэ не ўсе! Двух дзетак по вайну пахаваў, и ніпічымніца пасляваенная была, и дом пярун паліў, и карова здыхала, и жонка памерла, и сын апошні пяць гадоў пісем не пешая». Гора ўзмацніла душу Василя, надзяліла яго вялікім багаццем, дабрыней, якая, колькі ни раздавай, не вычэрпваецца, как тот калодзеж, што некалі паіў всю веску. Ад Мульціка идзе да людзей цеплыня, спачуванне. Ен бачыць, как чакае Анна весткі ад свайго няўдалага сына, и піпіа ад имя Віцька лист на радые, каб перадалі для маке яе любімую песню. I якая паэтычная, тонкая и ўзнеслая душа адкрываецца ў яго, калі ен кажа пра ласкавыя матчыны руки, што пяклі самы вкусные хлеб, пра родную хату и бярозкі пад акном. Мульцік — паэт и ў адносінах да зямлі-карміцелькі, и да сонца, которое для яго вышэй и магутней нават за бога, таму што бог карае, а Сонца даст жыцце раслінам, и жывелам, и чалавеку. Мульцік не моліцца сонцу, эн размаўляе з ім, как с блізкім. Ен добра ведае, што нарадзіўся на Зямлі, каб сагрэць яе сваей душой, каб працаваць, хлеб расціць. Для яго шчасце не ў сытасці и не ў бяздзейнасці: «Шчасце с чужых рук заўседы кіслае... Шчасце самом рабіць трэба». Мульцік николи не ішоў насуперак сваим перакананням, пацверджаным жыццем папярэдніх пакаленняў взглядам. I легкая ў яго на сэрцы нават перад немінучай смерцю. В Мульціку и Ханне ўвасоблена гармония натуральнага жыцця. Менавіта ў вобразах Василя и Ганны раскрываюцца прыродная мудрасць, далікатнасць, чысціня пачуццяў чалавека. Старыя с болью думаюць, што няма каму перадаць мудрасць, жыццевы вопыт, што выстудзяцца іх хаты и зарасце сцяжынка да іх Вежак, перасохне чысты калодзеж, потому что никто не будзе браць с яго вады. Яны хвалююцца, што парушацца прыродныя сувязі и асірацее зямля продкаў. И не так адзіноцтва мучыць старых, как тое, што зямля застанецца ў адзіноце. П'еса «Вечар» прасякнута цеплым гумарам, лірычнасцю. Адухоўленыя блізкасцю да прыроды герои А. Дударава ўвасабляюць гармонию спрадвечнага вясковага жыцця с яго высокімі патрабаваннямі и крытэрыямі.
Она взглянула на Базарова… и остановилась у двери, до того поразило ее это воспаленное и в то же время мертвенное лицо с устремленными на нее мутными глазами. Она просто испугалась каким-то холодным и томительным испугом; мысль, что она не то бы почувствовала, если бы точно его любила - мгновенно сверкнула у ней в голове.
усиленно заговорил он, — я этого не ожидал. Это доброе дело. Вот мы еще раз и увиделись, как вы обещали.
— Анна Сергеевна так была добра… — начал Василий Иванович.
— Отец, оставь нас. Анна Сергеевна, вы позволяете? Кажется, теперь…
Он указал головою на свое распростертое бессильное тело. Василий Иванович вышел.
— Ну повторил Базаров. — Это по-царски. Говорят, цари тоже посещают умирающих.
— Евгений Васильич, я надеюсь…
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего было думать о будущем. Старая штука смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить! (Он слабо махнул рукой. ) Ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! Это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что — какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
Анна Сергеевна невольно содрогнулась.
— Ничего, не тревожьтесь… сядьте там… Не подходите ко мне: ведь моя болезнь заразительная.
Анна Сергеевна быстро перешла комнату и села на кресло возле дивана, на котором лежал Базаров.
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате!. . Ну, прощайте! Живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока время. Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.
Базаров умолк и стал ощупывать рукой свой стакан. Анна Сергеевна подала ему напиться, не снимая перчаток и боязливо дыша.
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось… вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…
Базаров положил руку на лоб. Анна Сергеевна наклонилась к нему.
— Евгений Васильич, я здесь…
Он разом принял руку и приподнялся.
— Прощайте, — проговорил он с внезапной силой, и глаза его блеснули последним блеском. — Прощайте… Послушайте… ведь я вас не поцеловал тогда… Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет…
Анна Сергеевна приложилась губами к его лбу. — И довольно! — промолвил он и опустился на подушку. — Теперь… темнота… Анна Сергеевна тихо вышла. — Что? — спросил ее шепотом Василий Иванович. — Он заснул, — отвечала она чуть слышно...
В «неперспектыўнай» весцы Вежкі засталіся толькі трое старых — Анна, Василий Мульцік и Мікіта Гастрыт. Па-рознаму прайшло іх жыцце. Анна ўвесь время, как и Мульцік, працавала на зямлі. Ни адпачынку, ни радасці не ведала. В вайну и пад бомбамі ляжала, и ў сваей хаце гарэла, траіх дзяцей пахавала за адзин месяц. I апошні сын Віцек нейкі няўдалы атрымаўся — цягне лес в турме. Но Анна не азлобілася на жыцце. Яна толькі уставшая думае: «Рабіла, рабіла, рабіла; а на гэтым свеце няма чаго пакінуць... И нашто нарадзілася?»
Навошта нарадзіўся, ведае Мульцік. У яго таксама нялегкі лес. Эн «тры вайны адпляскаў, піабляй махноўцы секлі, кулакі ў трыццаць втором цвікамі да крыжа прымалацілі, на фінскай ноги адмарозіў, у партызанах немцы расстрэльвалі, потом ваяваў — два случае параніла, тры случае кантузіла. I гэта яшчэ не ўсе! Двух дзетак по вайну пахаваў, и ніпічымніца пасляваенная была, и дом пярун паліў, и карова здыхала, и жонка памерла, и сын апошні пяць гадоў пісем не пешая». Гора ўзмацніла душу Василя, надзяліла яго вялікім багаццем, дабрыней, якая, колькі ни раздавай, не вычэрпваецца, как тот калодзеж, што некалі паіў всю веску. Ад Мульціка идзе да людзей цеплыня, спачуванне. Ен бачыць, как чакае Анна весткі ад свайго няўдалага сына, и піпіа ад имя Віцька лист на радые, каб перадалі для маке яе любімую песню. I якая паэтычная, тонкая и ўзнеслая душа адкрываецца ў яго, калі ен кажа пра ласкавыя матчыны руки, што пяклі самы вкусные хлеб, пра родную хату и бярозкі пад акном. Мульцік — паэт и ў адносінах да зямлі-карміцелькі, и да сонца, которое для яго вышэй и магутней нават за бога, таму што бог карае, а Сонца даст жыцце раслінам, и жывелам, и чалавеку. Мульцік не моліцца сонцу, эн размаўляе з ім, как с блізкім. Ен добра ведае, што нарадзіўся на Зямлі, каб сагрэць яе сваей душой, каб працаваць, хлеб расціць. Для яго шчасце не ў сытасці и не ў бяздзейнасці: «Шчасце с чужых рук заўседы кіслае... Шчасце самом рабіць трэба». Мульцік николи не ішоў насуперак сваим перакананням, пацверджаным жыццем папярэдніх пакаленняў взглядам. I легкая ў яго на сэрцы нават перад немінучай смерцю. В Мульціку и Ханне ўвасоблена гармония натуральнага жыцця.
Менавіта ў вобразах Василя и Ганны раскрываюцца прыродная мудрасць, далікатнасць, чысціня пачуццяў чалавека. Старыя с болью думаюць, што няма каму перадаць мудрасць, жыццевы вопыт, што выстудзяцца іх хаты и зарасце сцяжынка да іх Вежак, перасохне чысты калодзеж, потому что никто не будзе браць с яго вады. Яны хвалююцца, што парушацца прыродныя сувязі и асірацее зямля продкаў. И не так адзіноцтва мучыць старых, как тое, што зямля застанецца ў адзіноце.
П'еса «Вечар» прасякнута цеплым гумарам, лірычнасцю. Адухоўленыя блізкасцю да прыроды герои А. Дударава ўвасабляюць гармонию спрадвечнага вясковага жыцця с яго высокімі патрабаваннямі и крытэрыямі.
усиленно заговорил он, — я этого не ожидал. Это доброе дело. Вот мы еще раз и увиделись, как вы обещали.
— Анна Сергеевна так была добра… — начал Василий Иванович.
— Отец, оставь нас. Анна Сергеевна, вы позволяете? Кажется, теперь…
Он указал головою на свое распростертое бессильное тело.
Василий Иванович вышел.
— Ну повторил Базаров. — Это по-царски. Говорят, цари тоже посещают умирающих.
— Евгений Васильич, я надеюсь…
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего было думать о будущем. Старая штука смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить! (Он слабо махнул рукой. ) Ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! Это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что — какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
Анна Сергеевна невольно содрогнулась.
— Ничего, не тревожьтесь… сядьте там… Не подходите ко мне: ведь моя болезнь заразительная.
Анна Сергеевна быстро перешла комнату и села на кресло возле дивана, на котором лежал Базаров.
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате!. . Ну, прощайте! Живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока время. Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.
Базаров умолк и стал ощупывать рукой свой стакан. Анна Сергеевна подала ему напиться, не снимая перчаток и боязливо дыша.
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось… вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…
Базаров положил руку на лоб.
Анна Сергеевна наклонилась к нему.
— Евгений Васильич, я здесь…
Он разом принял руку и приподнялся.
— Прощайте, — проговорил он с внезапной силой, и глаза его блеснули последним блеском. — Прощайте… Послушайте… ведь я вас не поцеловал тогда… Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет…
Анна Сергеевна приложилась губами к его лбу.
— И довольно! — промолвил он и опустился на подушку. — Теперь… темнота…
Анна Сергеевна тихо вышла.
— Что? — спросил ее шепотом Василий Иванович.
— Он заснул, — отвечала она чуть слышно...