самой повести - никак, только перед повестью есть некое подобие связи.
"Не о каких-либо бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновникалично, дело касалось беды, всем равно грозившей; стало быть, поневоле тут должно быть единодушнее, теснее. Но при всем том вышло черт знает что такое. Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: "а может быть, и не делатель"; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: "а впрочем, черт его знает, на лбу ведь не прочтешь". Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама посебе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствиели внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно:
- Знаете ли, господа, кто это?
Голос, которым он произнес это, заключал в себе что-то потрясающее, так что заставил вскрикнуть всех в одно время:
- А кто?
- Это, господа, судырь мой, не кто другой, как капитан Копейкин!
А когда все тут же в один голос спросили: "Кто таков этот капитанКопейкин? " - почтмейстер сказал:
- Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?
Все отвечали, что никак не знают, кто таков капитан Копейкин
- Капитан Копейкин, - сказал почтмейстер, открывший свою табакерку только...
Связи почти никакой, после исчезновения Чичикова некий почтмейстер (эпизодический персонаж) высказал мысль, что Чичиков и Капитан Копейкин - это одно лицо.
Косвенное предположение )))
Объяснение:
Не о каких-либо бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновникалично, дело касалось беды, всем равно грозившей; стало быть, поневоле тут должно быть единодушнее, теснее. Но при всем том вышло черт знает что такое. Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: "а может быть, и не делатель"; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: "а впрочем, черт его знает, на лбу ведь не прочтешь". Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама посебе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствиели внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно:
Петька на даче. Сегодня я проснулся, и мои родители сказали: -Петя, мы едем на дачу! Собирайся! Я собрался и мы поехали. Когда мы были уже близко от дачи я спросил маму: -Мам, а почему мы не взяли телевизор? Я же пропущу все мультики! Мама ничего не сказала, а только посмеялась. -Мы приехали! Я выпрыгнул из машины и помчался К нашему домику. Мама сразу же начала что-то делать на кухне, а папа пошёл за дровами чтобы растопить печку. Мне нечего было делать, поэтому я пошёл в огород. Я увидел что за год нашего отсутствия на даче всё заросло сорняками и жутко испугался. Что будет с овощами? А вдруг мы никогда их не увидим? Я доложил об этом маме, а та ответила: -Значит так! Рас ты бездельничаешь, то ты и ухаживай за огородом. Вот с этого момента и пролетели всё лето. На утро 20 августа я проснулся в машине с очень большими покетами. Я опять спросил маму: -А что в этих пакетах? Мама опять засмеялась. Когда мы приехали домой я заглянул в пакеты, а там овощи. Я был очень рад и горд собой, а мама так и смеялась.
самой повести - никак, только перед повестью есть некое подобие связи.
"Не о каких-либо бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновникалично, дело касалось беды, всем равно грозившей; стало быть, поневоле тут должно быть единодушнее, теснее. Но при всем том вышло черт знает что такое. Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: "а может быть, и не делатель"; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: "а впрочем, черт его знает, на лбу ведь не прочтешь". Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама посебе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствиели внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно:
- Знаете ли, господа, кто это?
Голос, которым он произнес это, заключал в себе что-то потрясающее, так что заставил вскрикнуть всех в одно время:
- А кто?
- Это, господа, судырь мой, не кто другой, как капитан Копейкин!
А когда все тут же в один голос спросили: "Кто таков этот капитанКопейкин? " - почтмейстер сказал:
- Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?
Все отвечали, что никак не знают, кто таков капитан Копейкин
- Капитан Копейкин, - сказал почтмейстер, открывший свою табакерку только...
Связи почти никакой, после исчезновения Чичикова некий почтмейстер (эпизодический персонаж) высказал мысль, что Чичиков и Капитан Копейкин - это одно лицо.
Косвенное предположение )))
Объяснение:
Не о каких-либо бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновникалично, дело касалось беды, всем равно грозившей; стало быть, поневоле тут должно быть единодушнее, теснее. Но при всем том вышло черт знает что такое. Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: "а может быть, и не делатель"; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: "а впрочем, черт его знает, на лбу ведь не прочтешь". Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама посебе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствиели внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно: