В Обломовке всё живое, одухотворённое: «Небо там, напротив, ближе жмётся к земле, но не с тем, чтоб метать сильнее стрелы, а разве только, чтоб обнять её покрепче, с любовью»; «Солнце там ярко и жарко светит… и потом удаляется оттуда не вдруг, точно нехотя, как будто оборачивается назад взглянуть ещё раз или два на любимое место»; «Река бежит весело, шаля и играя».
Обломовка задушила в герое последние ростки любознательности и резвости: «Захочет ли чего-нибудь Илья Ильич, ему стоит только мигнуть – уж трое-четверо слуг кидаются исполнять его желание… Ему иногда, как резвому мальчику, так и хочется броситься и переделать всё самому, а тут вдруг отец и мать, да три тётки в пять голосов и закричат: «Зачем?». Так все его благие начинания и заканчивались.
На всём имении Обломова лежит печать лени и довольства. Все люди, от барина до последнего крепостного мужика, похожи друг на друга. Интересен и показателен в этом смысле эпизод с письмом, которое однажды принёс мужик, ездивший по делам в город. Барыня ругает его, что принёс письмо, ведь там может быть какая-нибудь неприятная весть. Мужик оправдывается: «Я и то не брал. На что, мол, нам письмо-то – нам не надо. Нам, мол, не наказывали писем брать – я не смею: подите вы, с письмом-то! Да пошел больно ругаться солдат-то: хотел начальству жаловаться; я и взял». И так всегда – всё, что выбивается из привычного уклада жизни, из режима «поел-поспал», пугало обломовцев. «Забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке».
"А походит на галчонка, который жил у нас. Настоящий галчонок", - так говорила мать Володи. Вот еще ее слова : " Какой он худенький! Настоящий цыпленок!" Когда ребенок от непосильной работы заболел, то "детские глаза смотрели уже совсем не по-детски" и он " точно не умел улыбаться "."В тощей фигурке точно был скрыт какой-то затаенный упрек болен. Глаза у него так и горели лихорадочным огнем; на бледных щеках выступал чахоточный румянец, " так выглядел потому, что был уничтожен системой, которая "разрешала" маленьким детям работать по-взрослому, не предоставляя никаких скидок на возраст.
В Обломовке всё живое, одухотворённое: «Небо там, напротив, ближе жмётся к земле, но не с тем, чтоб метать сильнее стрелы, а разве только, чтоб обнять её покрепче, с любовью»; «Солнце там ярко и жарко светит… и потом удаляется оттуда не вдруг, точно нехотя, как будто оборачивается назад взглянуть ещё раз или два на любимое место»; «Река бежит весело, шаля и играя».
Обломовка задушила в герое последние ростки любознательности и резвости: «Захочет ли чего-нибудь Илья Ильич, ему стоит только мигнуть – уж трое-четверо слуг кидаются исполнять его желание… Ему иногда, как резвому мальчику, так и хочется броситься и переделать всё самому, а тут вдруг отец и мать, да три тётки в пять голосов и закричат: «Зачем?». Так все его благие начинания и заканчивались.
На всём имении Обломова лежит печать лени и довольства. Все люди, от барина до последнего крепостного мужика, похожи друг на друга. Интересен и показателен в этом смысле эпизод с письмом, которое однажды принёс мужик, ездивший по делам в город. Барыня ругает его, что принёс письмо, ведь там может быть какая-нибудь неприятная весть. Мужик оправдывается: «Я и то не брал. На что, мол, нам письмо-то – нам не надо. Нам, мол, не наказывали писем брать – я не смею: подите вы, с письмом-то! Да пошел больно ругаться солдат-то: хотел начальству жаловаться; я и взял». И так всегда – всё, что выбивается из привычного уклада жизни, из режима «поел-поспал», пугало обломовцев. «Забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке».
Объяснение:
так выглядел потому, что был уничтожен системой, которая "разрешала" маленьким детям работать по-взрослому, не предоставляя никаких скидок на возраст.