Будучи уже известным писателем, он говорил о том, что, живя на Кавказе, был одинок и несчастлив, и что «здесь стал думать так, как только один раз в жизни люди имеют силу думать». Одновременно Толстой называет кавказский период «мучительным и хорошим временем», отмечая, что никогда, ни прежде, ни после, не доходил до такой высоты мысли. «И все, что я нашел тогда, навсегда останется моим убеждением», — писал он впоследствии. Но начало всему — 1851 год. Льву Николаевичу шел 23-й год. Это была пора рассеянной жизни в кругу великосветской молодежи. Толстой признавал, что «жил очень безалаберно, без службы, без занятий, без цели». Решив покончить со всем этим, он отправляется на Кавказ вместе с братом Николаем Николаевичем, который служил в артиллерии. Его двадцатая бригада стояла в середине века на Тереке под Кизляром.
«И все, что я нашел тогда, навсегда останется моим убеждением», — писал он впоследствии.
Но начало всему — 1851 год. Льву Николаевичу шел 23-й год. Это была пора рассеянной жизни в кругу великосветской молодежи. Толстой признавал, что «жил очень безалаберно, без службы, без занятий, без цели». Решив покончить со всем этим, он отправляется на Кавказ вместе с братом Николаем Николаевичем, который служил в артиллерии. Его двадцатая бригада стояла в середине века на Тереке под Кизляром.