в повести «я догоню вас на небесах» блокада встает в полный рост.
герой идет к ней с двух сторон — из своего довоенного детства и из победных дней наступления второй половины войны. блокада оказывается в центре повествования. она его стержень.
образ блокады несравним с остальными образами повести. но не потому, что они менее выразительны, а потому, что несравнимо со всем остальным духовное напряжение человека в блокаде.
о блокаде написано немало. меня, однако, не оставляет чувство, что сущность блокады куда-то все время ускользает. может быть, этой сущности чужды многоплановые и тем более многокрасочные полотна? может быть, эта сущность утопает в массе деталей, частностей, повторений, тщательно записанных на бумагу и магнитофонную ленту? это стремление к сущности и отличает погодинские фрагменты о блокаде в повести «я догоню вас на небесах». я не хочу сказать, что другие художники к этой сущности не стремились и ее не достигали, но радию погодину, , больше, чем другим, удалось без суеты и «героического» пафоса выразить эту сущность. р. погодин. я догоню вас на небесах: повесть, рассказы.— л.: советский писатель, 1990.
его манера сродни церковным фрескам.
я не о религиозности и не о тех фресках, которые, как, например, в рождественском соборе ферапонтова монастыря, полностью сохранились. я о тех, что выступают отдельными фрагментами на побитых временем и войнами стенах и сводах храмов новгорода, пскова, смоленска. сравнение с фресками уместно и потому, что блокадные страницы радия погодина написаны благородно и истово. потому, наконец, что в нарисованных им образах и судьбах людей блокады невольно проступает их святость. святость и так же, как у его солдат, вера «в единого бога
ответ:
в повести «я догоню вас на небесах» блокада встает в полный рост.
герой идет к ней с двух сторон — из своего довоенного детства и из победных дней наступления второй половины войны. блокада оказывается в центре повествования. она его стержень.
образ блокады несравним с остальными образами повести. но не потому, что они менее выразительны, а потому, что несравнимо со всем остальным духовное напряжение человека в блокаде.
о блокаде написано немало. меня, однако, не оставляет чувство, что сущность блокады куда-то все время ускользает. может быть, этой сущности чужды многоплановые и тем более многокрасочные полотна? может быть, эта сущность утопает в массе деталей, частностей, повторений, тщательно записанных на бумагу и магнитофонную ленту? это стремление к сущности и отличает погодинские фрагменты о блокаде в повести «я догоню вас на небесах». я не хочу сказать, что другие художники к этой сущности не стремились и ее не достигали, но радию погодину, , больше, чем другим, удалось без суеты и «героического» пафоса выразить эту сущность. р. погодин. я догоню вас на небесах: повесть, рассказы.— л.: советский писатель, 1990.
его манера сродни церковным фрескам.
я не о религиозности и не о тех фресках, которые, как, например, в рождественском соборе ферапонтова монастыря, полностью сохранились. я о тех, что выступают отдельными фрагментами на побитых временем и войнами стенах и сводах храмов новгорода, пскова, смоленска. сравнение с фресками уместно и потому, что блокадные страницы радия погодина написаны благородно и истово. потому, наконец, что в нарисованных им образах и судьбах людей блокады невольно проступает их святость. святость и так же, как у его солдат, вера «в единого бога