Мақал мен мәтелдердің мағынасы терең, сөзі ықшам да көркем,еске сақтауға икемді де жеңіл болғандықтан және бала тәрбиелеу ісінде ерекше рөл атқаратындықтан балалар әдебиетінен үлкен орын алады. Сонымен қатар балаларға арналған мақалдар мен мәтелдердің ерекшеліктері оның құрылысы мен жасалу жолынан емес ,мазмұны мен мағынасы тәрбие жұмыстарына, оқу-ағарту істеріне байланысты болуынан көрінеді. Мақалдар мен мәтелдер балаларға терең ой салумен қатар,оларды көркем және обырызды сөйлеуге жаттықтырады, сөз байлығын, сөздік қорын байыта түседі.
Перед собственно впечатлениями выскажусь лаконично. Очень жаль, что далеко не в каждой современной книге встретишь такой язык, как в потрясающей красоты сборнике рассказов Константина Паустовского "Ильинский омут". Это был большой писатель, повидавший жизнь, сменивший множество профессий и написавший немало хороших книг, но если начинать любить его стиль, образность, его художественное видение - то с этих рассказов. В этой книге всё прекрасно. Мало какой писатель изобразить природу настолько явственно, любовно, подробно - и при этом так, что его совершенно не скучно читать. К.Г.Паустовский прекрасно изучил Мещорскую сторону, которая стала его вторым домом, заповедным краем и постоянным источником вдохновения. Он научился разбираться в приметах, в растениях, деревьях, птицах, рыбах. Он отдыхал душой в глухих лесах, любил бродить по ним, ночевать в пустошах, слушать тишину ночного мира. И потрясающе передавал всю их прелесть и красоту. Видимо, он всё-таки сожалел, что не наделён даром художника, так как нередко обращался к изобразительному искусству, выводил в своих рассказах образ творца на полотне запечатлеть, остановить во времени все краски и оттенки природы. Книга состоит из разрозненных рассказов, объединённых главной темой - Мещора, её природа и люди. Сюжета во многих вещицах нет как такового, они напоминают скорее эссе. Где-то автор подшучивает, где-то серьёзен, но он снова и снова возвращается к пароходам, бакенам, озёрам с тёмной прозрачной водой, разбросанным по равнинам деревням. И каждый раз находит какие-то новые слова, чтобы рассказать обо всём этом. Да, сельская тематика была крайне актуальна в советский период, и некоторые идеи и постулаты этого периода можно угадать в отдельных фрагментах... ну и что? Правдивость изображения затмевает все недостатки (если, конечно, неизбежные приметы и веяния времени можно назвать таким словом). Некоторые рассказы косвенно перекликаются друг с другом - например, в широко известной, знакомой по старым хрестоматиям вещи "Скрипучие половицы" встречается девочка Феня, которая приходит на крылечко усадьбы слушать, как Чайковский играет в доме на своём рояле. А через несколько страниц, уже в другом рассказе, встречается молодая женщина Мария, чья мать Аграфена хранит в комнате портрет Чайковского, и история о девочке Фене оказывается их семейным преданием. Совмещение временных пластов подчёркивает и их удалённость друг от друга, преемственность, и странным образом одновременное сосуществование, как будто живо и то, и другое. Неуловимое волшебство проскальзывает на многих страницах. Разве не волшебство, например, когда герой, приехавший повидать Пушкинские места, идущий по дороге в Михайловское, вдруг видит в траве дощечку со строками из стихотворения Пушкина? И продолжает находить новые и новые дощечки, которые неизвестно кто оставил здесь, неизвестно кто находит и читает - кругом только воздух, облака, птицы, деревья. Иррациональность этой идеи - оставить стихи под молчаливым небом - заставляет думать о каком-то особом её смысле. Разве это хуже "Отерива" из "Большой телеги" Макса Фрая с его кусочками паззла? Какие-то случайные замечания или происшествия придают рассказам неуловимый оттенок тайны (слово "мистика" здесь чужеродно), которая на самом деле всегда присутствует в лесах, в открытых просторах, в ночных стоянках, в воде, в огне - в любом природном детище таится что-то первобытно-божественное и языческое. Пару раз в рассказах упоминается заграница, упоминается с хорошим и добрым чувством - есть в книге Франция, Норвегия, и автор отдаёт должное их культуре, их обычаям и народам, но описание чужеземных стран не вписывается, по-моему, в эту, именно в эту книгу. Потому что она от начала до конца пронизана любовью именно к родным краям, к его загадкам и неисчислимым чудесам, которые обычный городской человек 21-го века просто не в состоянии увидеть, даже пройдя по тем же самым дорогам. Чтобы любить, надо знать. Чтобы знать, надо любить. Паустовский любил. И знал.
Мақал мен мәтелдердің мағынасы терең, сөзі ықшам да көркем,еске сақтауға икемді де жеңіл болғандықтан және бала тәрбиелеу ісінде ерекше рөл атқаратындықтан балалар әдебиетінен үлкен орын алады. Сонымен қатар балаларға арналған мақалдар мен мәтелдердің ерекшеліктері оның құрылысы мен жасалу жолынан емес ,мазмұны мен мағынасы тәрбие жұмыстарына, оқу-ағарту істеріне байланысты болуынан көрінеді. Мақалдар мен мәтелдер балаларға терең ой салумен қатар,оларды көркем және обырызды сөйлеуге жаттықтырады, сөз байлығын, сөздік қорын байыта түседі.
Перед собственно впечатлениями выскажусь лаконично. Очень жаль, что далеко не в каждой современной книге встретишь такой язык, как в потрясающей красоты сборнике рассказов Константина Паустовского "Ильинский омут". Это был большой писатель, повидавший жизнь, сменивший множество профессий и написавший немало хороших книг, но если начинать любить его стиль, образность, его художественное видение - то с этих рассказов. В этой книге всё прекрасно. Мало какой писатель изобразить природу настолько явственно, любовно, подробно - и при этом так, что его совершенно не скучно читать. К.Г.Паустовский прекрасно изучил Мещорскую сторону, которая стала его вторым домом, заповедным краем и постоянным источником вдохновения. Он научился разбираться в приметах, в растениях, деревьях, птицах, рыбах. Он отдыхал душой в глухих лесах, любил бродить по ним, ночевать в пустошах, слушать тишину ночного мира. И потрясающе передавал всю их прелесть и красоту. Видимо, он всё-таки сожалел, что не наделён даром художника, так как нередко обращался к изобразительному искусству, выводил в своих рассказах образ творца на полотне запечатлеть, остановить во времени все краски и оттенки природы. Книга состоит из разрозненных рассказов, объединённых главной темой - Мещора, её природа и люди. Сюжета во многих вещицах нет как такового, они напоминают скорее эссе. Где-то автор подшучивает, где-то серьёзен, но он снова и снова возвращается к пароходам, бакенам, озёрам с тёмной прозрачной водой, разбросанным по равнинам деревням. И каждый раз находит какие-то новые слова, чтобы рассказать обо всём этом. Да, сельская тематика была крайне актуальна в советский период, и некоторые идеи и постулаты этого периода можно угадать в отдельных фрагментах... ну и что? Правдивость изображения затмевает все недостатки (если, конечно, неизбежные приметы и веяния времени можно назвать таким словом). Некоторые рассказы косвенно перекликаются друг с другом - например, в широко известной, знакомой по старым хрестоматиям вещи "Скрипучие половицы" встречается девочка Феня, которая приходит на крылечко усадьбы слушать, как Чайковский играет в доме на своём рояле. А через несколько страниц, уже в другом рассказе, встречается молодая женщина Мария, чья мать Аграфена хранит в комнате портрет Чайковского, и история о девочке Фене оказывается их семейным преданием. Совмещение временных пластов подчёркивает и их удалённость друг от друга, преемственность, и странным образом одновременное сосуществование, как будто живо и то, и другое. Неуловимое волшебство проскальзывает на многих страницах. Разве не волшебство, например, когда герой, приехавший повидать Пушкинские места, идущий по дороге в Михайловское, вдруг видит в траве дощечку со строками из стихотворения Пушкина? И продолжает находить новые и новые дощечки, которые неизвестно кто оставил здесь, неизвестно кто находит и читает - кругом только воздух, облака, птицы, деревья. Иррациональность этой идеи - оставить стихи под молчаливым небом - заставляет думать о каком-то особом её смысле. Разве это хуже "Отерива" из "Большой телеги" Макса Фрая с его кусочками паззла? Какие-то случайные замечания или происшествия придают рассказам неуловимый оттенок тайны (слово "мистика" здесь чужеродно), которая на самом деле всегда присутствует в лесах, в открытых просторах, в ночных стоянках, в воде, в огне - в любом природном детище таится что-то первобытно-божественное и языческое. Пару раз в рассказах упоминается заграница, упоминается с хорошим и добрым чувством - есть в книге Франция, Норвегия, и автор отдаёт должное их культуре, их обычаям и народам, но описание чужеземных стран не вписывается, по-моему, в эту, именно в эту книгу. Потому что она от начала до конца пронизана любовью именно к родным краям, к его загадкам и неисчислимым чудесам, которые обычный городской человек 21-го века просто не в состоянии увидеть, даже пройдя по тем же самым дорогам. Чтобы любить, надо знать. Чтобы знать, надо любить. Паустовский любил. И знал.