Автор характеризует повесть от имени издателя, выступающего вдумчивым и объективным читателем. Характеризуя изданную им повесть, издатель указывает, что ее «старинный автор» — знатный новгородский гражданин, который, с одной стороны, размышляет с позиции новгородца и в то же время объективно оценить события, происходившие в те времена, когда Новгород отчаянно отстаивал свободу, а московский князь Иоанн пытался объединить русские княжества под своей властью. Новгородец, восхищаясь страстной и пылкой натурой Марфы, но не считая ее «великой и добродетельной», в душе своей не винит Иоанна, что делает честь его справедливости. Рассказчик стремится правдиво изобразить героев, не преувеличивая и не преуменьшая их достоинств. Такой рассказчик — участник событий, новгородец, объективно оценивающий события, — успешно воплощал задачи писателя, создавшего яркую картину драматических для великого города дней и героизировавшего яркий художественный образ пламенной защитницы новгородской вольницы. Подобная форма повествования была удобна для Карамзина-историка, выступавшего в своих исторических трудах с позиций монархиста и крайне отрицательно характеризовавшего в них Марфу Борецкую, которую он обвинил даже в тайном сговоре с литовцами. Сопоставьте выступления на вече двух ораторов — князя Холмского и Марфы Борецкой. Как они понимают вольность и свободу? Чьи аргументы более убедительны для новгородских граждан и читателей повести? Боярин Холмский выступает от имени московского князя. В своей речи он стремится доказать преимущества самодержавного строя. Холмский наполняет свою речь упреками в адрес новгородского боярства и обвиняет его и горожан в забвении общенациональных интересов и в предательстве, говоря, что, пока русские гибнут в борьбе с иноземцами, жители Новгорода с радостью приветствуют торговцев чужеземных. Боярин обвиняет новгородцев в корыстолюбии. Говоря о вольности, он отмечает, что новгородский народ несвободен, он находится под властью бояр, торгующих благом народа. Марфа в своей речи выступает не как чиновник, не как посланец московского князя, а как человек, чьи предки были друзьями Вадима Новгородского и в разные времена отдали свою жизнь за независимость Новгорода. Умело используя приемы ведения полемики, посадница предлагает возможные условия, при которых Новгород мог просить защиты и покровительства Иоанна, и тут же показывает, что город находится в расцвете своего могущества и силы и не нуждается в подчинении князю московскому. Она говорит о том, что понятно желание Иоанна повелевать градом: он собственными глазами видел богатство и славу его. Но московский князь ничего не может дать Новгороду. Марфа утверждает, что «…мы благоденствуем и свободны! Благоденствуем оттого, что свободны!». К каким историческим событиям обращаются в своих речах ораторы, как их оценивают? В чем цель их обращения к отечественной истории? Речь Холмского наполнена патриотическим пафосом и преклонением перед героическими деяниями властителей русского государства: «Олег, следуя за течением Днепра, возлюбил красные берега его и в благословенной стране Киевской основал столицу своего обширного государства; но Великий Новгород был всегда десницею князей великих, когда они славили делами имя русское. Олег под щитом новгородцев прибил щит свой к вратам Цареградским. Святослав с дружиною новгородскою рассеял, как прах, воинство Цимисхия, и внук Ольгин вашими предками был прозван Владетелем мира». Холмский постоянно подчеркивает историческое содружество киевских и новгородских князей, которое приводило к славным победам. Марфа не хуже Холмского знает историю, но по-иному подбирает и интерпретирует происходившие в события. Она с волнением рассказывает о борьбе Вадима с Рюриком за независимость Новгорода. «Исполнилось желание великого мужа: народ собирается на священной могиле его, свободно и независимо решить судьбу свою». Марфа с уважением говорит о противниках новгородской республики — Рюрике («…да отдадим справедливость сему знаменитому витязю!..»), Иване III («Несправедливость и властолюбие Иоанна не затмевают в глазах наших его похвальных свойств и добродетелей… Да будет велик Иоанн, но да будет велик и Новгород!»). С теплотой вспоминает Марфа о дружбе Новгорода с великими князьями пошлого — Олегом, Владимиром, Ярославом, которые утвердили «законы и вольность великого града».
Звуковые ассоциации: анчар, гончар, янычар, колчан, саранча, чары, чара, волчара, жучара, журчал , причал, очаг, кончать, кричать, рычать, печать, отчаяние!. Ругательства моей няньки: анчутка (бес, злой дух) и анчихрист (т.е. антихрист) тоже легко вписываются в этот ассоциативный ряд, как по звучанию, так и по смыслу. Анчар – слово для русского языка не слишком обыденное: нет, привычной нам, певучести, мягкости. «Н-ч-р»! Язык к небу(«н»), напряжение, щелчок свистящего «ч», дребезжание(«р»). И все - в одном слове! Разговор существ из фантастических блокбастеров? Скрежет. Их хитиновых покровов? Обычной ли саранчи? Песка пустыни? При добавлении гласных слово «анчар» произносится на выдохе, который может быть и последним. Стоит произнести или услышать «анчар», в уме вначале возникают две звуковые, они же - звукосмысловые - ассоциации: гончар, янычар. Первая – мирная и нужная профессия, вторая – восточный воин. А раз восток, тут тебе и черные чары, мрачное отчаянье, и кара: саранча. Большинство слов этого ассоциативного ряда имеет сильную эмоциональную окраску. И в них не простое противопоставление, а переплетение, взаимодействие смыслов. Мы уже не раз убеждались, что фантастичное «вчера» вполне может быть реальным «завтра». Гончар, корчага, кочерга, очаг... Реальные предметы. Но ведь руки гончара творят волшебство, рождая из глины (праха!) предмет, которые будет потом обожжен в огне. Огонь, разрушающий мрак… Янычар – тоже двойственность: христианский ребенок, но воспитанный в исламе. Закаленный в сражениях рыцарь султана! Сам анчар – дерево, источающее яд (зло!), знакомое нам по стихотворению А.С.Пушкина. Его безмерная ядовитость – миф, гротеск. Но созданный поэтом фантастический образ ужасающе реален. Каков же смысл взаимодействия реального и фантастического в этом ряду ассоциаций? Вероятно, в том, что, несмотря на существование реальных ассоциаций, есть и скрытое, тайное, опасное в этом слове, в предмете, который оно отображает. Ассоциации многократно выявляют это. А предупрежден – значит, вооружен.
Анчар – слово для русского языка не слишком обыденное: нет, привычной нам, певучести, мягкости. «Н-ч-р»! Язык к небу(«н»), напряжение, щелчок свистящего «ч», дребезжание(«р»). И все - в одном слове! Разговор существ из фантастических блокбастеров? Скрежет. Их хитиновых покровов? Обычной ли саранчи? Песка пустыни? При добавлении гласных слово «анчар» произносится на выдохе, который может быть и последним.
Стоит произнести или услышать «анчар», в уме вначале возникают две звуковые, они же - звукосмысловые - ассоциации: гончар, янычар. Первая – мирная и нужная профессия, вторая – восточный воин. А раз восток, тут тебе и черные чары, мрачное отчаянье, и кара: саранча. Большинство слов этого ассоциативного ряда имеет сильную эмоциональную окраску. И в них не простое противопоставление, а переплетение, взаимодействие смыслов. Мы уже не раз убеждались, что фантастичное «вчера» вполне может быть реальным «завтра».
Гончар, корчага, кочерга, очаг... Реальные предметы. Но ведь руки гончара творят волшебство, рождая из глины (праха!) предмет, которые будет потом обожжен в огне. Огонь, разрушающий мрак…
Янычар – тоже двойственность: христианский ребенок, но воспитанный в исламе. Закаленный в сражениях рыцарь султана!
Сам анчар – дерево, источающее яд (зло!), знакомое нам по стихотворению А.С.Пушкина. Его безмерная ядовитость – миф, гротеск. Но созданный поэтом фантастический образ ужасающе реален.
Каков же смысл взаимодействия реального и фантастического в этом ряду ассоциаций? Вероятно, в том, что, несмотря на существование реальных ассоциаций, есть и скрытое, тайное, опасное в этом слове, в предмете, который оно отображает. Ассоциации многократно выявляют это. А предупрежден – значит, вооружен.